Он вышел на минуту: «Спрошу, что мама велит делать», — и из открытой двери я услышала голос Кристининой свекрови, дающей указания сыну. Он скоро вернулся, сел в кресло, Кристина устроилась на комоде, и они включили телевизор, приглушив звук. Наша беседа была лёгкой и непринуждённой, я чувствовала себя вполне хорошо, и по всем признакам мне вот-вот должна была открыться важная тайна — что со мной, собственно, произошло, но всё испортила одна мелочь — зеркало.
По телевизору передавали гитарную музыку. Кристина сказала, что её муж играет лучше, и настояла, чтобы он взял гитару. Звук отключили совсем, Кристинин муж снял с антресоли жёлтую гитару и заиграл, быстро перебирая пальцами. Он действительно был профессионал, мне очень понравилась его музыка. Я вспомнила, что тоже играю, и попросила гитару. Лучше бы не делала этого!
Стоило взяться за гриф, как меня пронзил приступ паники. Пальцы были словно ватные, я не могла взять ни одного аккорда, а главное — у меня не было мозолей! Эти руки никогда не держали гитару.
«Это не моё тело!» — закричала я. Кристина молча взяла у меня гитару. Я села на кровати (играть пыталась лёжа) и оказалась напротив трюмо. В зеркале отражалась молодая девушка, чем-то похожая на меня, но не я.
«Это не я! Что со мной сделали? Унесите зеркало!»
Муж Кристины быстро вынес трюмо, Кристина бросилась выносить другие мелкие зеркала, и больше эти люди не сказали мне ни слова. Когда вынесли последнее зеркало, вся сцена с комнатой и семейной парой растаяла как дым. Меня унесло в другую реальность, словно на зеркалах и держалась непрочная связь.
Я снова смотрела сверху на тело в палате реанимации. Капельницу убрали. Я обрадовалась — раз капельница не нужна, значит, я выздоравливаю. Ну, а потом… Потом не было ничего такого, чем мне хотелось бы поделиться. Позвольте на этом закончить свой рассказ.
Вы знаете какое-нибудь лекарство, название которого начинается с букв «пре…»?
========== Рассказ 7 ==========
— Увы, не знаем. Вы правда выздоровели?
— Я здесь.
— А вы уверены, что оба видения — галлюцинации? Вы ни на минуту не допускаете мысли, что действительно принимали участие в эксперименте по пересадке мозга?
— Здравый смысл говорит мне, что такие эксперименты невозможны. Но какая-то часть меня верит, что эти милые люди существуют на самом деле, и жаль, если я их подвела. Во всяком случае, я бы не удивилась, если бы до меня дошли слухи о телепередаче со мной в главной роли и с Кристиной в роли ведущей.
— Её снимали скрытой камерой… (раздаются смешки)
— А насчёт зеркал она права. С ними всегда связано много проблем. Жизнь прожила — так и не поняла, для чего их закрывают.
— Я разное слышал. Якобы нас не хотят травмировать: станем перед зеркалом, а там — фига.
— Но это же неправда, мы отражаемся.
— Разумеется, отражаемся, леди. Не о нас заботятся, а о себе. Я, сам того не желая, доставил своим родным массу неприятных минут, а виновато во всём зеркало.
— Ну так позабавьте нас.
— Извольте, позабавлю, но не раньше, чем дама с восковыми мелками доскажет свою историю. Мне не терпится узнать, чем дело кончилось.
— У всех здесь присутствующих дело кончилось одинаково, и ваш цинизм неуместен. Я не хочу рассказывать свою историю. Вы хоть понимаете, что это такое: проснуться и обнаружить себя в могиле в гробу? К тому же здесь есть ещё одна женщина, которая не рассказала о себе. Пусть она говорит.
— Я не женщина, мне всего двенадцать лет.
— И никогда уже ею не станешь! (Смех)
— Перестаньте высмеивать ребёнка. Ей, между прочим, почти тринадцать, и она всё понимает. Девочка, что с тобой произошло? Расскажи нам. Ведь ты просила слова.
— Просила, но мне расхотелось рассказывать. Чтобы картина была ясна, придётся говорить о жизни, о последних днях, а об этом не принято вспоминать. Все рассказывали начиная с момента перехода.
— Мы сделаем для тебя скидку. Расскажи обо всём, включая последние дни.
— Хорошо. Я из многодетной деревенской семьи. Все знали от врачей, что я скоро умру, но родители и бабушка настолько уставали от дома и огорода, что у них не было времени предаваться отчаянию. Братья и сёстры вели себя спокойно, как будто ничего не происходит, поэтому ни сочувствия, ни жалости я на себе не ощущала. Со мной об этом вообще не говорили — наоборот, каждый день долбили о выздоровлении. «Пей таблеточку, а то не поправишься!» Они считали, что я тупая. Меня это жутко бесило, но я молчала.
Мою болезнь обнаружили случайно на школьном медосмотре. Чувствовала я себя прекрасно, и признаки недомогания начались только после первой госпитализации: я тяжело переносила лечение. После второго курса терапии моё состояние резко ухудшилось, я перестала бегать с другими детьми и всё больше времени проводила за учебниками.