Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении душии различных вопросах духовной жизни.

Теперь буду говорить о себе. Я каждый день ходил к стар­цу, говорил о своих худых помыслах и о страстях; но вскоре эту бдительность о своей душе потерял. Сперва начал утаивать от старца самые маловажные, по моему мнению, помыслы; потом потерял веру к старцу и усердие жить в святой обите­ли; начал думать о сельской жизни и о женитьбе. Наконец прихожу к старцу с лицемерной преданностью и прошусь на малое время побывать домой. Но не укрылось мое лицемерие от прозорливого старца. Он с осклабленным лицом и грозя пальцем, говорит: «Смотри, брат, ты не обманываешь ли меня?» Я стал себя оправдывать: «Нет, батюшка, я только по­видаюсь с братом и немедленно возвращусь». Наконец старец сказал: «Ступай, брат, с Богом; прибежишь сюда бегом, когда не хочешь теперь оставаться». С радостью ушел я из Оптиной пустыни, с таким намерением, что уже никогда не возвра­щусь. Так мне наскучило первоначальное нудничество о спа­сении своей души. Но случилось противное моей мысли, по предсказанию старца. Прихожу я домой в свое село, начал заниматься обыкновенными сельскими работами. В это вре­мя в нашем селе у одного крестьянина пропала лошадь. Он начал подозревать мужичка, замеченного уже прежде в коно­крадстве, и не ошибался в своей догадке, но явных улик не было — лошадь была перепродана из рук в руки. Так с вино­ватым он и не мог ничего сделать. Однажды крестьянин этот ехал из другого села с праздника, порядочно выпив; встре­тил нечаянно похитителя своей лошади на перелеске и в порыве гнева бросился на него, начал бить жестоко и убил несчастного. В эту ночь случилось мне караулить лошадей на поле. На другой день поселяне известили станового приста­ва, что нашего села крестьянин лежит на дороге, убитый неизвестно кем. Становой приехал. Начались допросы: кто где в это время был. На меня и показала одна женщина, что я в это время ночью пас лошадей в поле. Меня начали доп­рашивать. Я одни слова говорил, что знать не знаю. Но кре­стьяне наши просили станового запереть меня и морить го­лодом. Заперли меня в чулан и не давали ни пить, ни есть ничего трое суток. Как я в эти трое суток раскаивался, что не послушал доброго совета прозорливого старца, и от всего сердца молил Господа, чтобы за молитвы старца, мною об­манутого, избавил меня от беды! Наконец, утомленного го­лодом, меня вывели на новые допросы. Мужики наши пред­лагали становому еще жесточайшую первой пытку — раскалить сковороду и поставить меня на нее и уверяли ста­нового: «Повинится-де, ежели вы так сделаете». Я не наде­ялся этой жестокости вытерпеть и решился было на себя клеветать ложно. Но за молитвы старца избавил меня Гос­подь. Письмоводитель говорит приставу: «Вы за это будете отвечать, если так поступите, — это совсем против государ­ственных законов». Меня оставили. Начали допрашивать других. Дошли до виноватого, который перепутался в словах и в скором времени признался в своем преступлении. Я, об­радовавшись своему избавлению, немедленно поспешил от­правиться в Оптину пустынь. Как скоро увидал меня батюш­ка отец Леонид, то с любовной улыбкой благословил и сказал: «А, арясина23, пришел! Каково гостил? Сказывай нам». Я все рассказал батюшке: и прежние умышления не жить в мона­стыре, и случившуюся дома за преступление напасть. С этих пор боялся я малейшего помысла утаить пред старцем.

Когда я пожил несколько в монастыре, стал меня старец посылать в свое село: «Ступай, — говорит, — сходи домой на короткое время и опять сюда возвратишься». Мне идти не хотелось, и я просил батюшку, чтобы не посылал. Но батюш­ка непременно велел идти. Пришел я на свою родину, нашел брата своего помешавшимся в рассудке от излишнего упот­ребления вина. А крестьяне нашего села только хотели, на другой день моего прихода, послать за мной в монастырь, чтобы я пришел и управлял хозяйством вместо брата. Какая скорбь! Не хочется мне оставаться в миру. Не знаю, что де­лать. Наконец пришла мне мысль съездить с братом к святи­телю Митрофану Воронежскому. Мужички наши этому не попрепятствовали. Приехали мы в Воронеж и отпели молебен угоднику Божию. Брату стало полегче. На другой день опять просили отслужить молебен, и после молебна брат совершен­но поправился рассудком. Привез я его домой совершенно здоровым. Все удивились этой перемене. Удивился и я тогда прозрению батюшки, как он вперед провидел и предсказал оба мои похода на родину. После этого оставил я брата жить в миру, а сам поспешил возвратиться к старцу и уже шел к нему с верой и сыновней преданностью.

Еще замечал над собой, живши в монастыре: иногда на­падала на меня тоска, уныние и жестоко бороли помыслы. Пойдешь, бывало, к батюшке утешиться в своих скорбях, и при вступлении в его келью вмиг все исчезнет, и в сердце вдруг почувствуешь тишину и радость. Батюшка спросит: «Зачем пришел?» А ты и говорить не знаешь что. Возь­мет батюшка маслом помажет из лампады да благословит и пойдешь из его кельи с сердечной радостью и душевным миром.