– Да ладно, не могу поверить! Они серьезно его приняли? Бред собачий. – он проделал все манипуляции с ухом и губой еще раз. Потом закрыл глаза и потер переносицу.
– Кажется, тебе повезло. – пробормотал он. – Сегодня приняли правки к закону об уничтожении. Ты помилована. И я не знаю, что теперь с тобой делать…
– Оставьте мне мою пулю в ноге, – пробормотала Марина.
Следователь вздохнул.
– Знаешь, что самое гавеное? То, что они просто отменили уничтожение таких, как вы, и ничего не оставили взамен. Ты понимаешь, что это значит?
Марина помотала головой, она теперь ничего не понимала.
– А то, что они предоставили выбор нам.
Анна
Я пошла прогуляться, Дюк решил проводить, а заодно вернуться на стоянку.
– Может, составишь мне компанию? – спросила я.
– Куда? В столовую для бедных? Там же ты нынче питаешься? – усмехнулся он.
– Нет, у меня есть местечко поинтересней. Я нашла маленькую подработку… э-э-э, за еду.
– О, серьезно? Деньги тебе уже не нужны?
– А их и не предлагали… – я пробормотала это так тихо, как могла. – Они дали мне краски. Я раскрашиваю по ночам их бар, он еще не закончен, там нет отопления и жутко холодно. Еще я там сплю. Если забиться в угол, то вполне даже ничего.
– Анна, ты серьезно? Забиться в угол? Почему ты так относишься к себе? За что?
– А как еще мне к себе относиться?
Он дал мне легкий дружеский подзатыльник.
– Ты дура.
– Я знаю, я ужасная дура, но ничего не могу с собой поделать.
– Ты знаешь, что есть бесплатная психологическая помощь для таких как ты? Они вроде не боятся людей со Связью. – Дюк закурил. Каждый раз, когда он курил, меня пробирала дрожь – каждый раз он бессовестно пользовался Связью и прикуривал огнем с руки.
Иногда я думала – что, если бы у меня была эта Связь? Этот огонь, что был у Дюка? Что бы я сделала? Теперь, наверное, ничего. Теперь я стала бояться того, что так несказанно раньше любила. Я любила огонь, мне нравились костры, которые мы в детстве разводили с Дюком во дворе у нашего дома. Мне нравилось, смотреть, как огонь пожирает дерево, пластик, бумагу. Но теперь мне было страшно признаться себе, что каждый раз, когда на улице кто-то горел, я стояла и смотрела, как на картину в музее.
Мы с Дюком молча топали по полупустым улицам Айха и пинали гонимый ветром мусор. Его теперь некому убирать. Люди погрузились в массовую депрессию, или, наоборот, стали агрессивными, пытаясь изменить эту ужасающую несправедливость. А кто-то, как я, просто смирился. Жил маленькой полумертвой надеждой и страдал от всего, что происходило вокруг, ударялся в мечты и воспоминания, и думал, что все это сон. Лишь малая часть людей сохраняла самообладание. Но их не хватало, чтобы привести в порядок этот невероятно огромный, для миллионов будущих поселенцев, город. Эта махина, под названием Айх, была нашей тюрьмой. Никто из неё не выберется.
– Мне нужно кое-куда зайти, – бросил Дюк и резко свернул в переулок.
Наверное, это был единственный маленький переулок во всем городе. И я знала, куда он ведет. В полицию. Меня передернуло, потому что Дюк шел к Эдварду. Полицейские все больше превращались в убийц, карателей. И карали они нас, за то, что мы получили связь, хотя и не просили о ней. В полицию брали либо тех, у кого не было Связи, либо кому удалось раздобыть кераль. У Эдварда Связи не было, и он, как мне казалось, ненавидел асептов. Поэтому и с братом отношения совсем не складывались.
– Зачем тебе туда?
– Нужно ему кое-что отдать. – Дюк помрачнел, они всегда ссорились, когда встречались, Эдвард не сдерживался при нем. К сожалению, но я так и не узнала причину их вечной вражды.
Здание полиции этого района было таким же большим, как и все здания в Айхе. Но вся полицейская рать уместилась лишь на одной сотой от площади этого бетонно-стеклянного монстра. Автоматические двери работали и медленно, с приятным шумом раздвинулись перед нами. Мы выглядели как два уголовника, два грязных бомжа. Внутри появилось ощущение, будто они только переехали и переезд еще не окончен. Везде стояли пластиковые контейнеры с вещами, документами. В приоткрытой комнате слева можно было разглядеть огромный мерно-работающий полицейский сервер. Обшарпанное ковровое покрытие глотало звуки наших шагов. Сидящие за столами уставшие работники бросали на Дюка недовольные взгляды.
Я не могла думать ни о чем, кроме того, что эти люди убили асептов не меньше, чем сами асепты. Мы своей Связью сокращали население Маэра, а полиция заканчивала то, что не успели доделать мы.
– Это катастрофа! – кричал один из следователей, вокруг него столпились другие, среди них я различила лицо Эдварда. Это было легко, они с Дюком близнецы. Он был вроде как лучшей версией Дюка. По крайней мере, так считала его семья, в которой Дюк был паршивой овцой, семейным уродом.
– Дебилы! Какого черта они его отменили?!
– Я понятия не имею, чем они думают. Мы можем… – Эдвард осекся, увидев Дюка, и ощетинился, как испуганный и злой кот. У него даже засверкали глаза. Меня всегда пугал этот человек.
Эдвард, как и полагается кошаку, кинулся на свою жертву. Он за секунду оказался лицо к лицу с Дюком.