Бешеный мир

Я хотел было попросить Ананаса снять с него кандалы, но напарник и без подсказки догадался, что делать. И когда наш пленник обрел свободу, у него не нашлось сил даже на то, чтобы встать с земли. Все, на что его хватило, это отползти к джипу и испуганно сжаться возле него в позе зародыша — так, словно он не сомневался, что сейчас его начнут бить. Что было, разумеется, вовсе не так. Хотя на его месте и я бы порядком струхнул, когда, очнувшись от долгого забытья, увидел бы нависшего надо мной, свирепого громилу с изуродованным лицом.

— Как вас зовут? — спросил я у дрожащего, словно осиновый лист, бедолаги. После того, как он стал вновь походить на человека, в нем проявились некоторые черты его прежней личности. Не походило на то, что раньше он занимался физическим трудом или служил в армии. Я бы предположил, что Зов «завербовал» его из числа бывших клерков или научных работников.

— См-м-м… Сем-м-мен! — вымолвил человек, стуча зубами и закрывая в страхе лицо.

— Откуда вы, Семен? Где ваш дом?

— Б-благо… Благ— говещенск… Фортеция «П-п-питомник»! А в-вы к-кто? И ч-что с мной т-такое?

— Должен вас огорчить, Семен: вы превратились в копателя. Но вам повезло — мы вас только что вылечили. Успокойтесь, теперь с вами все будет в порядке. Очень скоро мы отправим вас домой, к вашим родным и близким.

Ананас посмотрел на меня в недоумении, но потом до него дошло, зачем я так нагло лгу, и одобрительно кивнул. По словам Цельсия, просветление Семена закончится через два-три часа. Но сам-то он этого не знал. И нам было совершенно незачем ему об этом говорить. Напротив, будет намного гуманнее, если Семен проведет эти часы счастливым и полным надежд на светлое будущее. А когда его короткий отпуск в реальный мир завершится, и он вновь станет зомби, для него уже не будет иметь значения, врал я ему или нет.

Впрочем, проку от моей целительной лжи все равно не вышло. Не успел еще Семен осмыслить все, что я ему сказал, как вдруг его лицо исказила гримаса боли, и он, упав на бок, стал корчится в жутких спазмах. Дыхание его участилось и перешло в кашель, от которого у него изо рта полетели брызги крови.

— Вы сказали, что со мной все в порядке, — прохрипел Семен в перерывах между приступами кашля. — Вы сказали, что я вернусь домой… Но я не в порядке! Я не могу… дышать… Не могу!.. Помогите!.. Прошу вас…

Мы понятия не имели, что с ним стряслось. Но бросаться ему на помощь и не подумали. Наоборот, отступили подальше, чтобы до нас не долетали кровавые брызги. Ни о чем таком Цельсий нас не предупреждал, но походило на то, что мы прикончили Семена, влив в него смертельную дозу «просветлителя». Вот только почему он при этом не впал в ступор, а забился в конвульсиях?

Панкрат разочарованно покачал головой и выразительно посмотрел на мою ладонь, лежащую на рукоятке Бедлама. Я схватился за оружие инстинктивно, когда Семен вновь задергался, хотя на самом деле мне не хотелось в него стрелять. А вот Ананас считал иначе. Решив, что я не понял его бессловесный намек, он опять красноречиво посмотрел на меня, затем на мой револьвер и кивнул.

«Не возражаю, если ты пристрелишь мужика, дабы он не мучился», — так расшифровывалась скупая пантомима напарника. И я, малость поколебавшись, с ним согласился. Тем более, что у нас отпала нужда соблюдать конспирацию. Избавив Семена от мук, мы сразу же отсюда уедем, и заслышавшие выстрел, окрестные зомби не успеют нас догнать.

Впрочем, пока я колебался, Семен отмучился и без моего вмешательства. Испустив последний хриплый вздох, он еще несколько раз дернулся и затих. После чего его сведенное судорогой тело обмякло и больше не подавало признаков жизни.

— Эй, я тут абсолютно ни при чем! — поспешно открестился от смерти подопытного Цельсий. Видимо, его пугала моя рука, что по-прежнему лежала на рукоятке Бедлама. — Такого при использовании «просветлителя» еще никогда не случалось! Точно вам говорю, а иначе мне наверняка поступали бы жалобы на качество товара.

— Цыц, гнида! — рыкнул на него Панкрат. Резиновые перчатки были все еще у него на руках, и он, подойдя к трупу, перевернул тот на спину. Одежда на животе Семена также была заляпана свежей кровью. Странно — когда он ею кашлял, она туда не попадала. Да и не успел бы он выкашлять ее так много, что она насквозь пропитала его лохмотья.

Ананас был озадачен увиденным не меньше меня. Нахмурившись, он ухватил ветхую одежонку мертвеца своей ручищей, одним рывком сорвал ее и оголил тому живот и грудь. Этого оказалось достаточно, чтобы сразу определить и причину открывшегося у Семена кровотечения, и причину его смерти.

Ружейная дробь! Довольно мелкая — по всей видимости, утиная, — она была выпущена в него с небольшого расстояния. И явно не сегодня. Нижняя часть груди и живот покойника — именно их усеивала россыпь дробовых отверстий, — почернели от некроза. После того, как Семена подстрелили, он успел сменить и износить одежду, что была на нем сейчас, поскольку в ней не наблюдалось дыр от дроби.