Бешеный мир

— Если это та дрянь, которой я недолго баловался в молодости, то смогу. — Панкрат проколол ножом пакетик, потом зачерпнул кончиком лезвия чуть-чуть порошка и понюхал его. Затем стряхнул его на пол, лизнул лезвие, поморщился и вынес заключение: — Так и есть — то самое дерьмо! Героин, мать его! Не могу сказать, чистый или с примесью — в этом я не спец. Был грех, шырялся перед отсидкой, но быстро завязал. Я ведь тогда и без наркоты был долбанутым на всю голову. А под наркотой такое чудил, что кореша от меня едва отрекаться не начали. Благо, повезло: не успел крепко подсесть на иглу и без проблем соскочил, а иначе меня, точняк, свои бы грохнули. Причем были бы абсолютно правы. И я бы на их месте не стал терпеть озверелого дебила, что каждый день торчал от героина и ходил по беспределу.

— Да тут у Ходока, не иначе, припрятана целая партия. Килограммов пятьдесят или даже больше, — прикинул я. — Не знаю, где он ее раздобыл, но догадываюсь, зачем. Если копателю вколоть дозу героина, он на какое-то время перестает бесноваться. Наверное, так Рустам успокаивал свою жену в клинике у мормонов.

— Хорошенькое успокоение! — мрачно усмехнулся Ананас. — И что стало бы с его женой, если бы все копатели вдруг перестали слышать Зов? Да он, небось, столько «герыча» ей через вены прокачал, что у нее там вместо печени и мозгов одни гнилые ошметки остались. И живет она сегодня лишь благодаря Зову, потому что без него ей сразу придут кранты.

— Очень даже может быть, — не стал я спорить. И, заметив, как Ананас потянулся за канистрой, предупредил его: — Осторожнее, прошу тебя! Ходок мог специально налить туда нитроглицерин, чтобы угробить тех, кто покусится на героин. Одно неловкое движение, и от такого количества этой гремучей дряни не только церковь, а полдеревни взлетит на воздух.

— Ух ты, еп-тыть! — Впечатленный Панкрат тут же отдернул руку. — Слышь, Иваныч, а как отличить нитроглицерин от чего-то другого? Я с ним прежде не сталкивался и понятия не имею, каков он на вкус.

— Мне, знаешь ли, тоже не доводилось его пить, — признался я. — И если ты не приставишь мне к башке ствол, то я и дальше воздержусь от дегустации этой штуки. Зато я точно помню, что нитроглицерин должен быть плотным и маслянистым. Еще вроде бы он горит, но на сей счет уже не поручусь… Ладно, давай, я осторожно его вытащу, поставлю на стол, а там поглядим.

Жидкость в канистре была ничем не неотличима от воды — только слегка попахивала… хм, гвоздикой? Да, это точно был не нитроглицерин. Пропитанный ею маленький кусочек ткани, который Ананас хотел поджечь, не вспыхнул, что тоже нас успокоило. Но это была и не безобидная ароматная вода. Пока напарник экспериментировал с тряпицей, та успела сначала выцвести, а затем посинела и стала жесткой, словно накрахмаленная. А когда экспериментатор потыкал в нее камешком — рассыпалась на мелкие кусочки.

В контакте с бумагой жидкость прореагировала точно также, а вот на металл не оказала никакого воздействия. Разве что для реакции с ним требовалось больше времени. Но его у нас уже не было, и на этом мы завершили наши занимательные опыты.

— Возможно, это какой-то химикат для очистки героина, с помощью которого Рустам делал его максимально безвредным для своей жены, — выдвинул я самую логичную, на мой взгляд, теорию. — А иначе зачем ему держать в запасе десять литров бесполезной жидкой байды, которая не горит, не взрывается и не разъедает железо?

— Сикх должен знать, что это за вещество! — осенило Панкрата. — Он университет закончил. А, значит, он лучше нас с тобой в химии шарит.

— Что ж, спросим… — Я закрутил на канистре пробку и указал на наркотики: — Заберем их с собой — у меня есть мысль, куда их можно пристроить. А сейчас пойдем принесем мешок, чтобы упаковать все это богатство, и килограмма четыре тротила, чтобы замести за собой следы.

— Целых четыре кило? — Ананас удивленно присвистнул. — А зачем так много-то, Иваныч? С какой стати полезное добро на пустой подвал зазря переводить?

— Так надо, Ананас, — ответил я и пояснил: — Смекай сам: а что, если «гегемонам» все-таки известно об этом тайнике, и скоро они сюда наведаются? О чем они подумают, когда не обнаружат здесь ничего кроме мертвого берсерка?

— Решат, что их обчистили ушлые ребята, знавшие Ходока и… — Напарник наморщил лоб, делая выводы из всего вышесказанного: — …И будут совершенно правы, черт бы их побрал!

— А если фонд обнаружит здесь одни лишь руины и воронку от взрыва?

— Тогда… — Лицо Панкрата посветлело и расплылось в улыбке… если, конечно, можно было так назвать этот жуткий оскал на его изуродованном лице. — Тогда фонд может подумать все, что угодно. Но, скорее всего, он решит, что грабители подорвались на мине-ловушке, которую оставил в тайнике Ходок. Или в разборке между собой. Или еще как-нибудь… Но я бы на месте «гегемонов» точно не подумал бы, что какие-то идиоты потратили столько взрывчатки, чтобы взорвать пустой подвал.