Бешеный волк (сборник)

Выбравшись на лед, все трое закурили, глядя на то, как на морозе росла новая кромка льда у разводины. Хотя за самой грядой еще плескалась чистая вода, мороз делал свое дело быстро.

– Ну ладно, – проговорил Ананьев, и трудно было сказать, чего было больше в этой самой неопределенной фразе – согласия или отказа. Но все трое бросили папиросы и поднялись.

Андрей, сидевший в кузове, слышал, как довольно быстро завелся двигатель, «походил» газом – на всех оборотах мотор работал нормально. Но вездеход стоял на месте. Каверин поежился от чего-то, и вновь выбрался на лед. Ему стало не по себе, как от большой, но неизвестной вины.

Ананьев и Вакула нагнулись перед передней «звездочкой», словно пытаясь заглянуть под днище.

– Что случилось?

– Вода, – коротко ответил Вакула, и Андрею все стало ясно.

Вода, попавшая на ходовую часть вездехода, на морозе превратилась в лед и сковала его.

Теперь было поздно, и поздно Каверин понял это.

Вездеход нельзя было останавливать после того, как он выбрался из воды. Андрею нужно было гнать машину до тех пор, пока она, как собака, не растрясла бы воду, и не перемолола бы образовавшуюся изморозь.

Обкалывать на морозе такую махину, как ГТС было невозможно, а до фактории оставалось километров семьдесят.

Не далеко и не близко.

А вездеход был и жив, и мертв. Работал его мотор, были целы гусеницы, исправна подвеска. Но двигаться он не мог…

Холодный вездеход с запиской в кабине, люди оставили под утро, взяв с собой только палатку, два спальника, ружья и десяток сухарей. Так, что идти им пришлось почти налегке.

Отойдя от вездехода шагов на сорок, Каверин обернулся. Машина, уже покрывшаяся белесой изморозью, стояла холодной и безучастной, ничем не напоминающей железного зверя, способного бороться.

И, словно в последний раз, она укоряла человека, бросившего ее на неоконченном пути.

Андрею стало неловко, но ничем помочь вездеходу, он уже не мог.

Люди сами нуждались в помощи.

И ждать ее было неоткуда.

– На Каратаиху не пойдем, не дойдем да фактории. Пойдем на Ямба-ты. В избушку Облинского, – сказал Ананьев, когда белесое солнце закрылось ветряным облаком, и погода начала портиться. Так избушка покойника стала надеждой живых людей…

26

Озеро Ямба-ты, это вообще-то не озеро, а целых три естественных котлована, вырытых природой между тундровых холмов.

Пологих, вентилируемых ветрами.

Избушка Ильи Облинского стояла на одном из этих холмов, на западном берегу среднего озера.

И потому, чтобы к ней подойти пешком, людям нужно сначала обогнуть южное Ямба-ты, а уже потом идти вдоль берега перемежая подъемы и спуски. И после очередного подъема, избушка открывается как на картинке, выписанной хорошим провинциальным рисовальщиком.

Первое, что увидел идущий впереди Вакула, был свет в окне. Так уж выходит, что на луч света обращают внимание не только ищущие приюта, но даже идущие в атаку..

И, может быть, дело здесь не в луче, а в человеке…

Свет в окне и свет в окне дома, в котором совершено убийство – это совсем разные вещи; и потому, нагнавший Вакулу Ананьев спросил:

– У тебя, что в стволах?

– Картечь, – ответил Вакула, снимая ружье с плеча. Но в этот момент дверь отворилась, и на пороге избушки появился Давид Яковлевич Рабинович.