…Стол пришлось выдвинуть на середину, и у этого стола шестеро мужчин собрали свою пищу. У Дмитриева была колбаса, Давид Яковлевич прихватил красную сиговую икру домашнего посола, Зосима – пшено и вяленую оленину. Вакула достал спирт.
– Завтра рыбы наловим. А там, глядишь, и стадо найдем, – сказал Ананьев, – А пока, давайте помянем бывшего хозяина.
– Эх, – вздохнул Давид Яковлевич, – И чего его принесло из Москвы, сюда, на край земли.
– …Я думаю, – проговорил Ананьев после некоторой фазы молчания, наступающей в любом деле: выпивке, сексе, бане, – Это была его «Бегущая по волнам».
– По волнам? – приподнял глаза от пола Вакула, – Где здесь волны-то?
– Был такой человек, Александр Грин…
– Немец, что ли?
– Почему, обязательно – немец?
– Тогда – поэт?
– Нет, Вакула, прозаик.
– Прозаик, а про волны писал… Про волны только поэты пишут, – не спорил, а просто рассуждал Вакула ни к кому не обращаясь.
– Если у пишущего прозу выходит поэзия, это называется романтика, – сказал Каверин, закуривая папиросу, – А «Бегущая по волнам» это мечта, надежда. И еще, это очищение от ежедневной суеты.
– Понятно. Если от суеты, значит, точно немец…– И как же не уберегли его от плохих людей. Ох, не уберегли, – еще раз вздохнул Давид Яковлевич, – И путей-то сюда раз-два и обчелся. Как же нашел дорогу лихоимец-то этот?
– Плохие люди всегда путь находят, – пробормотал из своего угла Зосима, – Потому, что путь их – самый простой, без правил.
– А, правда, как он смог сюда забраться? – несколько озадачено проговорил Ананьев, – Вездеходы идут по льду Карата-ю, вертолетам на побережье, тоже круг делать. Кто-то должен был ему путь к Илье указать.
– Кто же этот мерзавец? Посмотреть бы на него, да шею свернуть, – пробурчал Вакула, понимая, что злость эта не очеловеченная, абстрактная.
– Это я, – тихо сказал Игорь Дмитриев, молчавший до сих пор, – Дружил я с Облинским, вот и привез к нему земляка.
– Да как же ты, парень, сволочь эту пригрел?
– Если б знать, кто сволочь, так и жизнь была бы другой…– И на что покусился-то, убивец? На два рыбьих хвоста? – махнул рукой Заместитель председателя Воркутинского охотсоюза, – Что у человека в тундре может быть ценного?
– У него деньги были. И пестчины на трехмесячный план.
– Откуда у промысловика деньги в тундре?
– Я дал, – сказал Юрий Михайлович Ананьев.
– Да, зачем?
– Мы с Вакулой на Андерму шли. Взяли от Ильи с собой два десятка шкур, чтобы там, в военном городке, скинуть. А деньги ему за все пушки оставили. По новым ценам.
Если б мы в Адерме застряли, а его вертак какой забрал бы, деньги ему в городе пришлись бы к месту.
– Значит, и шкуры у него были, и деньги.
– Все у него было…