Не задолго до смерти, она попросила собрать знакомых и составила список. Все приглашенные ей люди были самыми обычными людьми из того, необычного, генеральского окружения, которое не вызывает ни вопросов, ни удивления. Все, кроме одного.
Один человек был грузчиком.
– Ты уверена, что хочешь его видеть? – спросил генерал.
– Да. Это мой одноклассник. Я была влюблена в него в восьмом классе…
– Хорошо, дорогая, – сказал Иван Иванович, и, уже отходя от кровати умирающей женщины, тихо проговорил, – Вот видишь, как тебе повезло. Ты жена генерала, а не грузчика.
Генерал произнес эти слова очень тихо, он жена все же услышала их.
– Нет, мой дорогой, это тебе повезло.
Иван Иванович смущенно обернулся, но не смог скрыть удивления на лице.
– Потому, что иначе, генералом был бы он…11
Быт и характер жизни человека, живущего в тундре, отличается той простотой и естественностью, которой отличается сама тундра.
Когда-то на стене избушки рыбака и охотника Воркутинского горкооторга Ильи Облинского висели портреты киноактрисы Жанны Болотовой, и когда охотинспектор, приемщики рыбы или пушнины спрашивали его о том, что это за женщина, он не задумываясь, отвечал:
– Моя жена, – но потом это надоело ему, и он выбросил фотографии. О жене его спрашивать перестали, и это сделало жизнь Облинского еще проще.
Если, конечно, это было возможно.
По утрам Илья заваривал крепкий чай, а потом уходил на озера, проверял сети, снимал добычу с капканов и силков.
Пять шесть километров туда, пять шесть километров обратно. Ружье в руках, рюкзак за спиной, брезентовый мешок на плече. И три собаки – человеческих друга.
Так проходило время до обеда, но иногда, забравшись далеко, он оказывался застигнутым ночью. Не тем временем, когда в заполярье темнеет, а когда нужно ложиться спать. На этот случай, в двух местах у него были спрятаны палатки. Раньше он оставлял еще и продукты, но очень скоро убедился в том, что как бы глубоко не прятал он пищу, и какой бы герметичной ни была упаковка, звери – песцы, росомахи – все равно находили и уничтожали ее. Теперь дневной запас пищи и табака он постоянно носил с собой. Три банки консервов, горсть чая, несколько бесформенных пресных лепешек, коробок с солью и кисет с махоркой – Илья Облинский научился обходиться этим. И как-то ни разу не задумался о том, что его счет в сберегательной кассе, куда переводились деньги за сданные им шкуры и рыбьи хвосты, постепенно вырастал в значительную, даже по северным меркам, цифру.
Он знал свое дело, и, следовательно, ему не нужно было заниматься тем, чем занималось правительство – затыкать дыры в бюджете…
Продукты и патроны ему завозил коопторг, бутылку спирта всегда можно было выменять на рыбу у случайных вертолетчиков. Да и пил он мало, и мог подолгу обходиться без спиртного.
Самым большим дефицитом были батарейки для транзистора – единственное в тундре, что есть не у всех.
Мир доносился до Ильи через привозимые ему газеты и через людей, приходивших из этого мира.Ананьев и Вакула часто заезжали к Облинскому потому, что избушка его стояла на основной дороге от Хальмер-ю на север, и, собственно, с этого места и начинались почти заповедные, дикие поля с малопуганной дичью и богатыми рыбой озерами. И еще по одной причине заезжали они к Облинскому. Причине, которую Ананьев определил словами: Москвич этот – не дикий…
12
…В Москве наступали перемены.
Москва наступала на них, иногда, как на грабли, иногда, как на мины.