Бесики поддался мирному очарованию этой картины. Охваченный чувством радостного покоя, он остановился на зелёной лужайке вблизи замка, разлёгся на мягкой траве и, опершись на локоть, стал любоваться игрою закатных лучей.
Скоро вокруг стало совеем тихо: Мгелика вошёл в замок, стада скрылись за поворотом. В небе больше не было видно ястреба. Розовые облака подёрнулись синевой. На западе засияла вечерняя звезда.
Вдруг кто то, подкравшись сзади, закрыл ему рукой глаза. Бесики ощупал руку на своём лице и по кольцам на пальцах узнал Анну.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Анна и опустилась на траву рядом с ним. — Я увидела тебя из окна башни…
— Какой прекрасный вечер! — ответил Бесики и украдкой взглянул в сторону замка, чтобы убедиться, что за ними никто не следит.
Анна поймала его взгляд и спокойно сказала:
— Не тревожься, милый, никто за нами не следит, а если бы и следил, нам нечего бояться. Ты в моих владениях. Здесь даже камни мне верны.
Оба умолкли и взглянули друг на друга. На Анне было синее шёлковое платье и вышитые туфельки с высокими каблуками, одетые на босу ногу.
Спущенная с цепи овчарка выскочила из ворот и раза два пролаяла. Заметив Бесики и Анну, она подбежала к ним и, радостно повизгивая, стала носиться вокруг. Она даже умудрилась лизнуть Бесики в щёку, за что получила от него крепкий пинок. Впрочем, собака, по-видимому, привыкла к подобному обращению, так как совершенно не обиделась, а, напротив, приняла пинок за выражение дружбы. Припав на передние лапы, она ласково полаяла на любовников, а затем, как верный страж, обегала окрестности. Бесики брезгливо провёл рукой по щеке, которую лизнула собака. Анна с тихим смехом обвила обеими руками его шею и шепнула:
— Видишь? Здесь даже самая злая собака любит тебя!
— Недаром же я целых два дня старался её приручить и скормил ей чуть ли не целого барана! Сначала она и близко меня к себе не подпускала!
Бесики снова опасливо оглянулся и тихонько снял со своей шеи руки Анны.
— Что с тобой? — обиженно спросила Анна.
— Я боюсь.
— Чего?
— Чтобы нас не увидел кто-нибудь.
— Пусть видят! Я — женщина, и то не боюсь. Чего же ты испугался?
— Я не хочу, чтобы…
Бесики остановился, не докончив фразы.
— Ну?
— Чтобы о тебе плохо говорили…
— Что обо мне могут сказать плохого? Что? — сказала Анна с внезапной злостью и вызывающе взглянула ему в глаза. — Пусть говорят, что хотят! Хватит и того, что с самого детства мою жизнь превратили в ад! Помнишь начало третьей книги царств в библии?
— Нет.
— Сейчас я прочту тебе. Я всю эту главу наизусть знаю, потому что… Впрочем, сначала прочитаю. Как же она начинается? Господи, как назло сейчас забыла! Неужели ты не помнишь? Ах, да, вспомнила: «И был царь Давид стар и немощен, ибо протекли дни его, и одевали его в одежды многие, ибо он больше не согревался. И сказали рабы его: «Найдём господину нашему юную девушку, и пусть она предстанет пред царём и будет согревать господина нашего». И искали девушку добрую по всему царству Израильскому, и нашли Авису Суманитскую, и привели её пред царские очи. И была девушка эта хороша собой, и стала она согревать царя, и служила ему, но царь не познал её».
Анна отвела взгляд и со слезами в голосе продолжала:
— Я была только что обвенчана, когда впервые натолкнулась на эту главу ветхого завета. В эту минуту я вдруг поняла всю глубину своего несчастья и ужаснулась… Словно змея ужалила меня в сердце!..
Анна ближе пододвинулась к Бесики и опёрлась о его плечо.
— Скажи мне что-нибудь, что хоть немного облегчило бы мою печаль! Тяжкий грех взяла я на душу, Бесики, и предчувствую, что за мгновенье счастья воздастся мне вечными страданиями в аду!
Закат уже угасал. От недавнего буйства огненных красок осталась только багровая полоска зари. Облака стали тёмно-лиловыми и неподвижно висели в небе. Они казались обращёнными к западу, словно печально глядели вслед ушедшему солнцу.
— Не бойся, — ответил ей Бесики, — вспомни, что сказано в евангелии: «Книжники и фарисеи привели к Иисусу женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставивши её посреди, сказали ему: «Учитель! Эта женщина взята в прелюбодеянии, а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями. Ты что скажешь?» Он, склонившись, сказал им: «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в неё камень». Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних, и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди».
На ресницах Анны заблестели слёзы.
Тёмная южная ночь быстро спускалась на землю. Словно свечи, зажглись в небе звёзды.
— Говори, Бесики! — попросила Анна.
А тот тихим голосом шептал ей на ухо:
— «Господи, владыка всего живого, спасший Езекию от смерти, не осудивший блудницу, погрязшую во грехе, и оправдавший мытаря пред фарисеем, молю тебя, причисли меня к ним и помилуй».
— Помилуй! — повторила Анна.
Плечи её тряслись от сдерживаемых рыданий.
Бесики обвёл взглядом окрестность. Тёмный силуэт замка вырисовывался на скале. Казалось, угрюмый, суровый воин смотрит на них.
Бесики тихо сказал Анне:
— Пожалуй, нам лучше будет вернуться домой.