Бесики

Комната была чисто убрана, Анна порхала по ней, как птичка, всё вызывало её восхищение. Она брала в руки каждый предмет и подолгу рассматривала его. Книги, которые стопками высились на столе, вызвали в ней неподдельный восторг.

— Боже мой. сколько у него книг! — вырвалось у Анны. — Неужели он читает их все? Что это такое? — она перелистала одну из книг. — Греческая или латинская? А эта? Ах, арабская! Разве у него нет грузинских книг? Боже, вот «Тимсариани», сочинение моего отца! Любопытно, когда он переписал?

Анна пересмотрела все книги и схватилась за исписанные листы.

— А это что такое? Ах, стихи! Вы не видели, матушка, как он пишет стихи?

— Видела, и не раз! — улыбнулась Анна-ханум, — Когда он сочиняет, можно около самого его уха выстрелить из пушки — он всё равно не услышит.

Анна скользнула рассеянным взглядом по листкам, уселась вместе с мачехой на тахте и долго беседовала с ней. Ей не хотелось уходить. В душе она молила бога, чтобы открылась дверь и вошёл Бесики; при одной только мысли об этом сердце её начинало усиленно биться.

Тщательно осмотрев комнату Бесики, Анна убедилась, что незаметно проникнуть в неё нельзя.

Наконец Анна попрощалась с мачехой и отправилась домой. Она была теперь гораздо спокойней и принялась искать Тамару, чтобы перемолвиться с ней словом. Но Тамара, всегда весёлая и смешливая, теперь почему-то казалась огорчённой. Она полулежала в усталой позе на мягкой тахте. Анна ласково спросила племянницу о причине её грусти.

— Не знаю, почему, — ответила Тамара, — но у меня тяжело на сердце. Мне всё кажется, что теперь конец всему. До сих пор я была сама себе госпожа, а теперь…

— Ну что ты, милая моя! О чём тебе грустить? Ты уже не девочка. Детство у тебя было счастливое, и в девушках ты побыла сколько душе было угодно, а теперь, когда подоспела пора свить гнездо, выходишь за прекрасного человека. А что мне сказать? Я была ещё почти ребёнком — мне было всего четырнадцать лет, — когда меня выдали замуж, да ещё за человека, который был старше моего отца! А ты будешь в объятиях молодого, сильного, красивого, любящего тебя человека!

— Ах, Анна, стоит мне подумать об этом, как я вся дрожу от страха! Боже мой, он будет обнимать меня, целовать!..

— До чего ты наивна! А как же иначе?

Тамара умолкла и устремила испуганный взгляд в пространство. Анна с улыбкой глядела на племянницу… «Ах, дурочка, дурочка! — думала она. — Ты даже не умеешь насладиться своим счастьем. Отчего так несправедлива жизнь? Для одного счастье — запретный плод, а другому оно само плывёт в руки».

Анна посмотрела вокруг себя растерянным взором и зябко повела плечами.

— Тебе холодно? — спросила её Тамара.

— Нет… — Анна умолкла, потом рассмеялась, обняла Тамару за талию и прошептала ей на ухо: —Тебя греет весеннее солнце, девочка моя, а ко мне уже стучится зима… Вот мне и холодно.

Тамаре захотелось утешить и ободрить тётку. Она сказала:

— Кто знает, как ещё повернётся твоя судьба!

Но Анна безнадёжно махнула рукой:

— Эх, моя Тамара, мне уже поздно надеяться. Это тебе радоваться счастью. А я уже скоро выдам замуж мою маленькую Анико…

— Кстати, не забыть бы тебе сказать… — Тамара приподнялась на локте: —Ты знаешь, но ком вздыхает Анико?

— Как, уже? — Анна была изумлена.

— Не угадаешь! Нечаянно я узнала её тайну, увидев, как она вышивала на платке слова: «Для Бесики».

— Что, что? — Всё завертелось перед глазами Анны, она чуть не упала. Но это продолжалось лишь одно мгновение. С трудом пересилив себя, Анна проговорила: — Ах, как я испугалась! Я подумала совсем другое. Глупая! Можно ли влюбляться в Бесики девушке царского рода? Как она этого не понимает!

— Выйдет замуж и забудет! — сказала Тамара. — Что ты ответила имеретинскому царевичу?

— Пока ничего. Но, конечно, мы согласимся. Лучшего жениха нам не найти.

После того, что она услышала, Анна была готова хоть завтра же послать дяде царя Соломона Георгию согласие на брак своей внучки с его сыном. Она была рада любым способом удалить Анико отсюда, лишь бы спасти её от этой опасной любви.

Анна провела беспокойную ночь. На другой день она несколько раз пыталась увидеться с Ираклием. Письма к Георгию и к владетельному князю Мингрелии Кацию Дадиани были у неё уже готовы. Она ждала только согласия брата, чтобы тотчас же отрядить гонца в Зугдиди. Она очень боялась, как бы царь не отказал ей в согласии на этот брак. Однако все её попытки поговорить с Ираклием были тщетны, и она так переволновалась за день, что вечером насилу смогла выйти в зал к гостям. Когда Бесики стал рядом с нею, Анна не решилась даже взглянуть на него. Свадебный пир, празднично одетые гости, музыка — всё это вызвало в ней странное волнение. Минутами ей казалось, что это её собственная свадьба, а Бесики — её жених.

В душе её созрело решение: этой ночью или никогда.

«Этот пир будет и моей свадьбой, не правда ли, Бесики?» — мелькнуло у неё в голове.