– Может, всё-таки спросим кого-нибудь? – предложил Руфус, которому методы их поиска всё больше начинали казаться неправильными.
– Я хотела бы сама её узнать, – ответила Мара голосом, в котором не было уверенности. – Да и что мы можем спросить? Не знаете ли вы женщину, которая была матерью четырёхлетней девочки и жила в столице Лоргина? Таких здесь будет десятки. Но ведь я даже имени её не помню.
– А своё, данное при рождении имя, помнишь?
Мара надолго замолчала, глядя себе под ноги. Руфус сначала подумал, что она пытается вспомнить своё имя, но потом вдруг сообразил, что ей просто тяжело его выговорить.
– Я… Я не могу… – наконец, едва прошептала она.
Руфус пожал плечами, и хотел было идти дальше, но девушка не двинулась с места.
– Понимаешь, – сказала она, мягко прикоснувшись к его плечу, – это имя… это последнее, что я услышала тогда от мамы. Она позвала меня, потом… Потом я увидела занесённый над собой нож…
– Ничего себе! – выпалил Руфус и сам себе зажал рукой рот.
Он знал, что в детстве с его спутницей произошла странная и тёмная история, что её мать обезумела и почему-то хотела убить свою дочь, но девушка никогда не рассказывала подробности.
– С тех пор, – продолжала она, – каждый раз , когда меня кто-то называл по имени, я пугалась до того, что начинала биться в истерике. Поэтому, когда я попала к Порфирию, он дал мне другое имя, за что я ему очень благодарна.
– Так может мы всё-таки зря сюда пришли? То есть не зря, конечно, но стоит ли нам дальше продолжать поиски?
– Не знаю… Нет, знаю! Я буду её искать, но тебе это делать совершенно не обязательно. Ты ведь хотел общаться с людьми и нести им слово Инци, а тратишь время на меня.
– Одно другому не мешает. Мне что-то не хочется оставлять тебя одну. Конечно же, благословение Инци с нами, но мало ли, что может случиться? Нельзя же рассчитывать, что он снова окажется поблизости.
Мара от души рассмеялась.
– Обещаю по гнилым доскам не ходить! Не бойся, я – девушка самостоятельная. Смело иди, занимайся тем, чем хотел, а я продолжу поиски. Кстати, на, держи! Это может пригодиться.
С этими словами Мара насыпала в карман Руфуса горсть монет, ласково потрепала его по голове и, сказав: "До вечера!", направилась к ближайшей лавке, все плоскости в которой были уставлены глиняными горшками и тарелками. Руфус немного потоптался на месте, потом нехотя повернулся и пошёл в другую сторону.
Что касается людей, то их здесь было много, но как заговорить с ними? Он уже пробовал разговаривать с людьми в форте Альмери. В общем и целом у него это получалось, но его никто не воспринимал всерьёз. Слушали в основном потому, что он был сыном "самой Маранты", о которой там ходили легенды. Но, когда он начинал рассказывать им про Инци, то многие смеялись, отшучивались, а некоторые раздражённо отмахивались. Дескать, некогда им слушать сказки!
Охотнее всего его слушали старшие дочери Альмери, хозяйки форта, но они были взрослыми замужними женщинами, обременёнными всем набором домашних забот, и не могли уделить ему достаточно много внимания. Так что самым благодарным слушателем была и до сих пор оставалась Мара. Особенно после личного знакомства с Инци.
Руфус вдруг почувствовал, что ему не хватает её присутствия. За время их путешествия он привык к тому, что она рядом. Да что греха таить, она ему нравилась! Будь мальчик немного постарше, дело бы не кончилось одной лишь дружбой, но в свои двенадцать лет Руфус ещё не смотрел в сторону девушек с вожделением.
Надо было всё-таки настоять на том, чтобы пойти вместе! Ведь он понятия не имел с кем и как здесь говорить, кому нести слово Инци? Здешние жители казались людьми беспокойными, даже суетливыми. Заговорить с ними о чём-либо, это всё равно, что пытаться вставить слово в разговоре с природными болтунами.
Не становиться же на перекрёстке, обращаясь к толпе? Хоть многие последователи Инци так и делали, священник предостерегал Руфуса от такого способа разговора с людьми. Уличного проповедника частенько принимают за сумасшедшего или бездельника, и тогда его слова окажут действие обратное ожидаемому. Так что Руфус решил пока что подождать с проповедями, и просто походить, присмотреться к месту и к людям.
С этими мыслями он вошёл в оружейную лавку. Хоть Руфус и не преуспел, как начинающий охотник, да и на уроках воинского дела, которые Маранта преподавала своим детям, выглядел, мягко говоря, слабовато, он всё же был мальчишкой и сыном своих родителей. То, что он там увидел, хорошо характеризовалось восклицанием – "Ух, ты!".
– Ух, ты! Арбалет! Стенобитный? А это рыцарский, да? Точно рыцарский – с упором для седла!
Хозяин лавки озадаченно приподнял бровь, а потом нахмурился. Незнакомый пацан, который выказывает познания, имеющиеся не у каждого воина, выглядел несколько подозрительно.
– Послушай, сынок, – заговорил этот честный торговец, пытаясь придать своему голосу дружелюбное звучание, – кто ты и откуда прибыл в наши края? Ведь ты не местный, это сразу видно.
– Зовут меня – Руфус, – ответил Руфус, – а пришёл я сюда из Междустенья.