Бесконечная империя. Россия в поисках себя

Между тем это сходство, судя по всему, не вполне вдохновляло более поздних российских историков и философов. Не будучи готовы признать тот очевидный, на наш взгляд, факт, что первый импульс восточной колонизации был придан в XVI веке именно Московией как одной из составных частей исторической Руси, они оказывались в своеобразной западне, так как в рамках применявшейся ими терминологии и субъект колонизации (Россия) и ее результат (который тоже именовался Россией, и даже (до 1721 г.) не Российской империей) оказывались чуть ли не тождественными. Впервые с этим моментом столкнулся в начале ХХ века великий отечественный историк В. Ключевский — и, нужно отдать ему должное, он довольно изящно попытался обойти возникшую дилемму. «История России, — писал В. Ключевский, — есть история страны, которая колонизируется (курсив наш — А. А., В. И.); область колонизации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией — то падая, то поднимаясь, это вековое движение продолжается до наших дней»[398]. Такая формулировка имеет двойственный характер: она может быть прочитана и в том смысле, что территория России как возникающей в определенный момент времени страны колонизируется кем-либо и эта колонизация, собственно, и идентична формированию России (с чем мы согласны), и в том, что некий актор (например, русский народ) колонизирует саму Россию — что, на наш взгляд, выглядит полной бессмыслицей. К сожалению, приходится констатировать, что по довольно понятным — и преимущественно идеологическим — причинам развитие представлений о колонизации пошло именно в этом весьма странном направлении. Немногим позже П. Милюков заявил, что «колонизация России русскими (курсив наш — А. А., В. И.) продолжалась на протяжении всей российской истории и является одной из ее характернейших черт»[399]; тут иррациональность данного утверждения почти очевидна. «Россия», на наш взгляд, не могла стать Россией без русских — т. е. не могла ею быть в современных границах без «русской колонизации», а «колонизировать» собственную территорию по определению невозможно: испанцы, высаживаясь в Новом Свете, колонизировали не Испанию, а Юкатан и Перу, хотя сама по себе история колонизации была весьма похожей. Эта внутренне противоречивая концепция была подхвачена и на Западе: Р. Пайпс утверждал, что «русские [в отличие от европейцев] не уезжали за границу; они вместо этого предпочитали колонизировать собственную страну»[400], видимо, предполагая, что Якутия была «более собственно» русской, чем Родезия — английской. Стоит заметить, что некоторые уверенные в великом будущем российских восточных территорий также считали их «естественным продолжением России, которое следует рассматривать не как колонию, а как естественное продолжение страны, способное стать домом для миллионов славян»[401]. В последние десятилетия этот подход необычайно распространился; появился специальный термин «самоколонизация» (или «внутренняя колонизация»), который определяется как «способность [страны] быть одновременно и субъектом, и объектом колонизации», как состояние, в котором «государство колонизирует чужие территории и в то же самое время задумывается о колонизации собственной метрополии»[402]; на эту тему выходят монографии[403], а само данное понятие применяется уже к истории не одной только России, но и европейских государств (правда, в основном в границах их исторических метрополий)[404].

Мы не возражаем в принципе против изучения «внутренней колонизации» как процесса более серьезного освоения территорий того или иного государства его жителями (в таком контексте, например, развитие производственной базы советской Арктики (о чем мы поговорим позже), сопровождавшееся значительными миграциями в неосвоенные районы, можно трактовать как внутреннюю колонизацию), но категорически против того, чтобы применять это понятие к государству in the making, каковым была Россия в XVI–XVII веках. В российской философии и историографии, повторим еще раз, идея «внутренней колонизации» выступала оправданием московского империализма — именно это, как мы полагаем, имел в виду в 1950-е гг. Г. Федотов, когда настаивал, что Россия, «в отличие от всех государств Запада, строилась не насилием, а мирной экспансией, не завоеванием, а колонизацией»[405]. Однако сам по себе данный сюжет кажется нам весьма показательным: невозможность не запутаться во «внутренней колонизации» обусловлена прежде всего неправильным осмыслением процесса поселенческой экспансии и неспособностью четко применять те или иные термины к тем или иным историческим состояниям русского государства. Мы сейчас поясним, что именно мы имеем в виду, но прежде считаем необходимым сделать еще два замечания.