Эмма Моргенштерн утратил себя. Последнее, что он еще смог разобрать перед обращением в иную реальность, было:
– Мальчик!
Странно, но, похоже, это относилось к нему. Чем же он стал?
– Мальчик! Поздравляю, товарищ Кафкин! – обрадовала пожилая санитарка нервного худощавого мужичка, который мерял короткими шажками приемную семипалатинского роддома. – Как назовете, знаете уже?
– Гриней. Григорием.
– Красивое имя. Как Котовский.
– При чем тут Котовский? Просто Григорий. Григорий Францевич!
Санитарка подмигнула Кафкину:
– Молодец, такого орла сделал в три с половиной килограмма. Наверное, офицером будет!
Часть пятая
Возвращение Кафкина
Глава 1
Параллельная Вселенная
Круг замкнулся? Захлестнулась с помощью темной космической энергии петля, и вернулось в тело Кафкина нечто, прошедшее длинную череду физических, генно-наследственных, духовных и ментальных превращений?
Какой невероятный путь к вершинам бессмертия был проделан! От человека, хоть и бывшего замполита, к насекомым и мыши, потом опять к людскому обличью, а затем и к разумной математической функции Эмме Моргенштерну! И ради чего? Чтобы проклятый коллайдер закольцевал все в бесконечный Тупик Бессмертия? Чтобы снова повторить по фантастической ленте Мебиуса бег в пространстве-времени-материи-энергии-поле?
Нет! У-туннель выбросил Моргенштерна в другую Вселенную. Параллельную! Что это за штука такая? А такая, что события развиваются в ней по другим развилкам-возможностям.
Вот, скажем, думает дон Педро Гонсалес: жениться или не стоит? И решает: стоит. И женится. Это у нас. А в параллельной Вселенной такой же дон Педро полагает: нет, кукиш тебе с маслом, дорогая! Обойдешься! И события начинают развиваться по другому сценарию, хотя до этого шли синхронно и параллельно. История пошла другая, но Вселенная-то тамошняя осталась!
А сколько таких вселенных? Без счета, так как начали они множиться еще с Большого Взрыва. И в каждую секунду, да что там – миллисекунду возникали новые и новые варианты развития событий. И, соответственно, новые параллельные Вселенные.
Где-то Сыктывкар является центром мира и городом небоскребов, а где-то – маленькой нищей деревушкой с пьяными чернокожими гармонистами. В одном Нью-Йорке есть Пятая авеню, в другом – нет, а в третьем так вообще вместо Уолл-стрит выстроен Ленинский проспект! Где-то самая сильная валюта – швейцарский франк, а где-то – зимбабвийский доллар. Как говорил Эйнштейн: «Все в мире относительно». Впрочем, в некоторых Вселенных и Эйнштейна отродясь не бывало, а кое-где и до сих пор еще мамонты гоняются за охотниками на них.
В одной Вселенной Цезарь переходит Рубикон и идет на Рим с легионами. В другой, наоборот, подчиняется воле Сената и смиренно следует в столицу империи без войска и оружия. Что там говорить: даже Солнце в одних и тех же городах, но расположенных в разных Вселенных, восходит и заходит в разное время. Луна имеет разный размер. А кое-где уже и огромный астероид столкнулся с Землей и расколошматил всю цивилизацию! Судьба, как говорили древние.
В нашей Вселенной Кафкину суждено было стать замполитом стройбата. А в той, куда коллайдер через У-туннель забросил возрождаться Эмму Моргенштерн, Григория Францевича по выходу из материнского лона ждала иная карьера.
Глава 2
Смерть в Берлине
К восьми часам вечера на октябрьский Берлин опускался фиолетовый вечер. Над центральными кварталами вспыхивали яркие огни реклам и узорные разводы окон высотных зданий. Фонари и витрины магазинов заливали огнем тротуары, прожекторы фар непрерывных механических автопотоков дополняли симфонию света, и вместе с шумом большого города создавалась та удивительная картина европейской ночной жизни, что рождает в душе человека некое сладостное волнующее чувство. Воздух становился прохладнее, в его дрожащих потоках появлялись запахи дорогих сигар и духов, распространяемые вышедшими на прогулку любителями и любительницами развлечений.
Если подняться с экскурсией наверх берлинской телебашни, то можно узреть под ногами бескрайнее море огней. И там, где теснящиеся кварталы многоэтажек превращались в тихие пригороды, внимательный глаз видел тоненькую яркую полоску, рисуемую фонарями улицы Линденштрассе.
Здесь, вдалеке от шума и суеты центра, текла другая жизнь, размеренная и негромкая. Красивые коттеджи под красными и зелеными черепичными крышами были окружены элегантными невысокими оградами. Вдоль мощенной идеально подогнанными булыжниками мостовой шелестели еще не опавшей листвой липы. За оградами среди кустарников, елей и газонов виднелись теннисные корты и площадки для гольфа, а также шикарные «порше» и «ягуары». Словом, Линденштрассе являлась идеальной улицей для жизни состоятельных людей, чуждых мирской суеты.