…лживые видения варпа снова накрыли меня. Я вроде и оставался в этом домике, но передо мной возникло одно из тех зеркал, которые я видел во сне. И в нём отражались заметно повзрослевшие, уже лет под сорок, я и… Два Че? Я не сразу узнал её, настолько глупым было лицо женщины в зеркале. Она сидела перед трюмо и мучилась с выбором: Какое колье надеть на приём? Золото или платина? Я, в строгом дорогом костюме стоял у неё за спиной. Время у нас ещё есть, да и выбор не принципиален. И вообще, если Алиса так хочет именно моего совета… Но чудовище в моём облике делает ставший мне столь привычным за вчерашний поход жест, указывая на Алису ладонью, и мысленно произносит: "Империо!". Повинуясь мысленной команде, та, что когда-то была Два Че, выбирает золото. А меня словно оглушает ощущение правильности того, что я делаю, всесокрушающая уверенность, наслаждение собственным величием от того, как хорошо и незаметно я забочусь об Алисе… И ещё, осознание: то, что обрушилось на меня — лишь малая толика того, что переваривает сейчас чудовище в зеркале… Яростным ударом я разнёс проклятое зеркало на мелкие осколки, которые разлетелись со злорадным хохотом. А ещё я понял, в чём подстава. Это ощущение правоты само по себе может быть сильнейшим наркотиком. Но добавьте к нему простое средство, которое не только позволяет утверждать эту правоту без особых затрат и усилий, но ещё и усиливает эти ощущения, и вот вам наркотик, по сравнению с которым любые вещества — так, детский лепет. Наркотик, на который будут в раз садиться люди совестливые, ответственные, ищущие Правду. Ну а если вдруг окажется, что кто-то близкий и дорогой заблуждается? Ты точно знаешь как для неё… или для него… будет лучше, а он не слушает твои аргументы? Ведь не уберечь, не направить, особенно когда ты можешь вот так просто исправить ложное мнение, это же преступление, правда? И если первый шаг ещё сопряжён с какими-то сомнениями, то дальше будет всё проще и проще… идти к тому финалу, который я только что видел…
— Опять белочка… — пробился словно сквозь вату голос Алисы.
— Привыкай. Писарь Книги Судеб всегда отмечен проклятием пророческого дара… Однако же… С чего так плющит человека? Даже мой негатор пробил…
Некоторое время тупо смотрю как гомонукла лихорадочно тычет пальцами в кнопки на надетой на руку Алисы шине. А та просто переливается разноцветными огнями, словно новогодняя ёлка. Перевожу взгляд на выбитые стёкла и висящую наперекосяк дверцу шкафа.
— Я… не навредил? — спрашиваю я, проводя рукой по лицу.
— В Комморраге хорошо делают… — сквозь зубы говорит гомункула. — Правда теперь ей придётся таскать эту хрень до завтра… так что ты уж сдерживай себя, чтобы снова чего не попортить.
А я смотрю на Два Че и понимаю: я, наконец, нашёл то, ради чего стоит жить. И я должен её оставить. Держаться как можно дальше. Потому что главное зло и главная опасность для неё, это я.
Встаю, беру умывальные принадлежности и бреду к выходу. На ходу бросаю:
— Знаешь, Два Че, держись от меня по дальше…
— Ты бы домик поправил, — ехидным голосом говорит мне в спину гомунукла. — А то вопросы пойдут всякие, ненужные…
Отмахиваюсь, не то выхрипнув, не то подумав: "Репаро". В ответ раздаётся хруст, скрип, звон, треск и домик возвращается в пригодное для жизни состояние, а я продолжаю свой путь. У двери меня снова настигает голос гомунуклы:
— Так, на всякий случай. если с тобой что-то случится…
Останавливаюсь и смотрю через плечо.
— …если ты вдруг упадёшь в воду с пристани, или на суку повиснешь, я тебя всё равно откачаю. А если вдруг тебя где покрошит… под поезд, например, попадёшь, или на ящик с динамитом в этих катакомбах сядешь, я тебя соберу и сошью. Грубыми стежками. И будешь ты ходить весь в рубчик, как франкенштейн. А чего мне не хватит для процесса, Алиса поделится. Ведь правда?
Я задохнулся, от ужаса и возмущения, а Алиса, очень быстро и решительно ответила; "Да!".
— И пиши потом что хочешь про меня в своей книжке! — решительно завершила свою мысль Виола.
— Я настолько ценен для мироздания? — уточнил я, сдерживая желание садануть по гомонукле Авадой, понимая, что для княгини демонов такого уровня Авада, если и не как с гуся вода, то где-то около.
— Вообще-то меня больше волнует Алиса. Но если уж она на тебя запала… да и в катакомбах ты вёл себя прилично… Так что за тебя, пожалуй, тоже стоит по бороться.
Я со вздохом повернулся к двери и услышал за спиной:
— Твоя проблема решается элементарно. Надо просто запретить себе использовать некоторые средства. Несмотря ни на что. Знаешь, обозначить такой рубеж, который не принято пересекать.
— Знаешь, сколько таких рубежей я уже сдал? — ответил я неожиданно охрипшим голосом.
— Значит за ними не было ничего, что стоило бы защищать… — выкрикнула мне в спину Виола, но я уже закрыл дверь, пресекая дискуссию.