И солнечный свет не нёс в себе света, птичий гомон сливался в сплошной шум, а цветы и листья стали серыми. А я брёл по привычке к умывальникам и думал. Думал о том, что напишу в этой проклятой Книге такое будущее, в котором Алиса будет счастлива, а сам я вернусь в свою постылую квартиру, к недоеденным пельменям. В свои законные сорок лет. И у меня будет на целых тридцать с небольшим лет меньше бессмысленного и никому ненужного существования. И от этой мысли мне стало немного легче.
Я умылся, подумал, что после вчерашнего имеет смысл ополоснуться чуть тщательнее, снял рубашку и умылся по пояс. А когда одевался, услышал со стороны дорожки голоса…
Видеть Два Че, общаться с ней, было сейчас выше моих сил и я отступил в ближайшие кусты. А когда она подошла к умывальникам, сопровождаемая Ульяной, я понял, что не смогу повернуться и уйти отсюда. Сейчас я вижу её так близко в последний раз. После я сделаю всё, чтобы этого больше не случилось, чтобы мы больше никогда не пересеклись… Но сейчас я не мог прервать эту пытку. Не мог развернуться и уйти. Я впитывал её образ, её движения, выражение лица, её белую прядку над правым глазом…
А Алиса тем временем решала ту же задачу, что и я: сняв рубашку, она попросила Ульяну протереть себя полотенцем. Удивительно, но Мелкая Пакость не шутила, не хулиганила, похоже, понимала всю серьёзность состояния своей старшей подруги.
Девочки закончили туалет и ушли, а я снова вышел к умывальникам, опёрся о раковину, успокаивая взбесившееся сердце и…
— Так и будешь всю жизнь подглядывать издали? — раздался сбоку очень серьёзный голос Алисы.
— Алиса! — выдохнул я, поворачивая голову. — Я же сказал тебе…
— И что такое страшное тебе прибредилось?
— Ты не понимаешь…
— Виола мне объяснила, так что кое-что я понимаю.
— Я опасен для тебя!
— Прежде всего ты опасен для себя. И кто-то должен за тобой присматривать, — на лице Даа Че проступило её обычное ехидство. — Ну говори, что там тебе прибредилось такого страшного?
— Я видел будущее… как я… превращаю тебя в бездушную куклу…
— Возможное будущее! Но ты можешь сделать и по другому!
— Я боюсь…
— Я в тебя верю!
— Я сам в себя не верю!
— А этого и не требуется!
Мы смотрели друг другу в глаза. Я, сломленный и потерянный, и Алиса, решительная и уверенная.
— Если ты меня сейчас прогонишь, — сказала она тихо, — я пойду и утоплюсь.
И я видел, что это не просто угроза. Она сделает.
— Зачем? — спросил я в отчаянии.
— Потому что тогда жить не за чем. И Виола не будет меня откачивать. Она так сказала.
Я тихо скрипнул зубами. Алиса на это усмехнулась и продолжила злым голосом:
— А может, ты сейчас ко мне это заклинание применишь? Чтобы я, такая дура, поняла, что так правильно. Чтобы была тебе благодарна. Ведь всё ради меня. Ведь ты знаешь лучше! Давай! Попробуй ещё раз! Негатор выключен! У тебя всё получится! Давай же!… Или… проводи меня до лодочной станции…
И тут я понял, что именно сейчас стою в самом начале пути, финалом которого станет та сцена в зеркале. Вторым вариантом было вылавливать мёртвую Алису из-под дебаркадера. Но был и ещё путь. Путь вопреки всем сомнениям. Сделать то, что требовало от меня моё сердце. Я оторвался от раковины и шагнул к Алисе. В ответ она стремительно бросилась ко мне и с рыданиями повисла у меня на шее.
Я не помню, кто что говорил и сколько это продолжалось, помню только вздрагивающую Алису в моих руках и как сквозь серый цвет постепенно проступали краски солнечного утра. И пробившийся сквозь этот вихрь эмоций ехидный голос Ульяны:
— Это всё, конечно, очень трогательно, но кушать-то хочется.
Мы отодвинулись друг от друга, продолжая смотреть глаза в глаза. Я знал, что надо что-то сказать, но ничего не приходило на ум. У Алисы слова нашлись. Она провела ладонью по моей щеке и сказала:
— Никуда ты от меня не денешься. Да и присматривать за тобой надо.
Я снова прижал её к себе. И снова подала голос Ульяна:
— Ну может хватит уже? После завтрака наобнимаетесь!
— А что, горн уже был? — уточнила Алиса.
— Да уж пять минут назад.
Ну мы и пошли, правда сначала я заставил Два Че ещё раз умыться, чтобы красными глазами не слишком сверкала. А в столовой нас перехватила Ольга Дмитриевна. Перехватила и усадила к себе за столик.
— Так, Двачевская, как я понимаю, сегодня не трудоспособна… — констатировала она. — Тогда, Семён, ты поможешь девочкам. Отвезёшь их на остров на лодке и…
— Нет, — решительно заявил я.
— Что значит нет?!!! — взвилась вожатая. — Ты должен участвовать в жизни лагеря и заниматься общественно полезным трудом! Или ты хочешь что-то возразить?
— А ничего, что я пол ночи бродил с Алисой по заброшенным шахтам, потом скрутил там буйнопомешанного, потом тащил на себе его и Алису до лагеря…
— А остаток ночи постоянно вскакивал ко мне. То укол сделать, то ещё что, — закончила за меня Алиса и протянула сложенный в четверо листок: — Вот, Виола дала. Извини, за всей этой нервотрёпкой забыла сразу отдать.