Сначала я увидел лишь светлое пятно, но в нем я различил лицо, от которого все сразу же стало лучше. Надо мной склонилась Карли. Медленно, словно не в силах поверить своим глазам, она подняла руки к лицу, и у нее задрожали пальцы. Губы беззвучно зашевелились. Я продолжал смотреть на нее, и по ее лицу потекли слезы. Она всхлипнула, затем упала на колени и обняла меня так крепко, как меня еще никогда никто не обнимал.
Три недели, сказала мне Карли.
Она дождалась, когда я наконец начну полностью воспринимать окружающую обстановку, на что потребовалось несколько часов. К этому времени я уже понимал, что нахожусь в больничной палате.
Три недели, сказала мне она.
Три недели я провел в коме.
Это была так называемая искусственная кома, когда врачи вводили мне седативные, чтобы дать возможность головному мозгу и легким оправиться от отсутствия кислорода во время пребывания под водой. Никто не знал, очнусь ли я когда-нибудь.
– В первые дни у тебя было воспаление легких, – рассказала мне Карли, сидя у койки и не выпуская мою руку. – Ты едва мог дышать. Все думали, что ты умрешь. Господи, как же я перепугалась!
– У меня болит грудь, – прохрипел я.
– Постарайся ничего не говорить. Твоим легким еще нужно восстановиться. Говорить буду я.
– Хорошо.
– Врачи не были уверены, что твой головной мозг после всего этого сохранит свои функции. Они говорили, что мне нужно быть готовой к неблагоприятному исходу. Однако Алисия сказала, что томограммы показывали постоянную высокую активность мозга. Больше того, по ее словам, активность была гипервысокой, словно твой мозг лихорадочно работал над чем-то. Алисия не сомневалась в том, что все будет в порядке. Она говорила, что Роско откуда-то наблюдает за тобой.
Я улыбнулся, ничего не сказав. Я был благодарен судьбе за то, что остался жив, что Карли была рядом со мной, что я едва не утонул, но при этом не потерял двигательные и мыслительные функции. И еще мне было приятно сознание того, что Роско наблюдает за мной.
Я снова повидал его, и это был подарок. Подарком было все, через что мне пришлось пройти.
Врачи называли это чудом, а они не разбрасываются такими словами. Я провел без кислорода почти четыре минуты, что было опасно близко к той точке, за которой в головном мозге начинаются необратимые изменения. Вскоре после того как я очнулся, ко мне заходил врач, задававший вопросы, проверяя мои когнитивные функции. Как вас зовут? Какой сейчас год? В каком городе вы находитесь? Судя по всему, я прошел этот тест.
Однако я озадачил его своим вопросом:
– Где «Полуночники»?
Я повторил этот вопрос несколько раз, и в конце концов он обратился за помощью к Карли. Жена как-то странно посмотрела на меня, но ответила на вопрос:
– Картина висит в Институте искусств, где и обычно. Благодаря Эдгару, разумеется. Он несколько раз тебя навещал. И каждый раз заново рассказывал эту историю.
Именно это я и хотел услышать. В моем мире все было в полном порядке. После этого я спокойно заснул.
Я приходил в себя еще целый день, затем Карли спросила:
– Ты помнишь, что произошло в реке?
Я покачал головой, не доверяя собственным воспоминаниям.
– Хочешь, я тебе расскажу? Необязательно сейчас, можно будет подождать, когда ты станешь сильнее.
– Пожалуйста! – пробормотал я.
– Ну хорошо. Мы возвращались на машине домой после выходных, проведенных за городом. Вышедшая из берегов река затопила шоссе, и мы… и мы въехали прямо в нее.
– Извини.
Положив ладонь мне на щеку, Карли посмотрела на меня, и в ее взгляде появилась скорбь.
– Не используй это слово. Оно принадлежит мне, Дилан, мне многое нужно тебе сказать, но позволь сначала закончить с этим.
– Продолжай.
– Машина ушла под воду. Мы оба оказались в ловушке. Мне еще никогда не было так страшно. Ствол вырванного с корнем дерева пробил окно машины и едва не оторвал нам головы. Ты смог выбраться, но когда ты тащил меня за собой, поток унес машину прочь. Мы разделились.
Карли описывала случившееся монотонным голосом, словно все это произошло с кем-то другим. Наверное, только так она и могла говорить об этом.