Бесконечные дни

Назначенный день выдался холодным, сухим и темным. Река, текущая мимо форта, была сыра и уныла, а землю вокруг – лысую, как говорил про нее Джон Коул, – пещрили случайные пятна льда и снега. Под стенами форта, снаружи, выросло немало домов. Мастерская седельника, выкрашенная мертвенно-зеленым, и фактория, где сидел агент, торговавший с индейцами, – она жалась у крепостной стены, словно обрывок поэзии посреди теснящей со всех сторон прозы. Почему-то штукатуры и плотники приехали украсить этот маленький дворец аж из Гальвестона в Техасе. Что же до самого форта, он местами совсем обветшал, но полковник держал его в порядке, на сколько денег хватало. Огромные ворота со старой аркой из крученой сосны словно уходили назад в забытые времена. И вот в самую рань наша сильно поредевшая кавалерия выстроилась перед жильем майора, то есть в дальнем конце плаца. Нам велели зарядить мушкеты, но закинуть их за спину, как по команде «вольно». Боэцию приказали вытащить обе пушки и поставить за конюшней, но я знаю, майор ни минуты не думал, что они и впрямь могут понадобиться. Нет, сэр. Майор верил, что читает в сердцах, как в раскрытой книге, и толкует прочитанное самым верным образом. Началось с того, что часовые, стоящие на стене над воротами, закричали о приближении всадников сиу. Те ехали вдали – не торопясь, вежливо – и остановились примерно в полумиле. Мистеру Грэму велели выехать верхом им навстречу и разузнать, что к чему, и вот он влез в седло и выехал в ворота в сопровождении двух слегка дрожащих кавалеристов. Я заметил, что ворота раскрыл для них Старлинг Карлтон, а потом плотно закрыл у них за спиной. И они поехали с видом людей, к которым Смерть должна прийти куда раньше Рождества. Сиу ждали поодаль на небольшом пригорке – ровно такой высоты, что нам было их видно. Во всей крепости не нашлось никого желающих отправиться с мистером Грэхемом и его эскортом. Мистер Грэм был маленький и лысый, ни для кого не опасный. Солдаты, что поехали с ним, – черноглазые техасцы, с виду похожие на испанцев, и, если б их убили, по ним никто бы скучать не стал. Во всяком случае, я так думал. Наверно, я просто пытался развлечь себя в напряженном ожидании. В общем, мистер Грэхем доехал до отряда сиу и, наверно, стал чесать языком, как выражается Джон Коул. И вот так они какое-то время чесали языком, а потом мистер Грэхем приехал назад, что твой король, только маленький. И такое облегчение было на лицах у двух его спутников-солдат, что мы все обрадовались как не знаю что. Он сказал, что вождь хочет приехать один в знак своих мирных намерений и поговорить с майором. Тогда кое-кто из солдат засмеялся – видно, подумав, что пускай едет, тут мы его и пристрелим, чокнутого. Но они не знают майора. И может, Поймал-Коня-Первым так же хорошо читает в книге майора, как майор – в его книге. От такого договора сердце трепещет. Нельзя не восхищаться тем, кто выезжает к крепости белого человека один, оставив позади вооруженных товарищей. Старлинг Карлтон, впустив мистера Грэхема, оставил ворота нараспашку, и мы все видим, как приближается вождь. Издали лучше всего видна роскошная краса его головного убора и развевающихся одежд. На груди металлический пластрон, сделанный, конечно, белыми из какого-то сплава, но видно, что для вождя он – скорее дорогое украшение, чем доспех. Вождь приближается, и я вижу кое-что еще. Поскольку на дворе сырая зима и от дичи остались одни слухи, меня совершенно не удивляет, что щеки у вождя запали и лицо осунулось, как у самой богини зимы. Ноги всадника на конских боках как странные палки, и конь тоже костляв и болен. Голод проник в сердце этого человека. У ворот он спешивается – ловко, хотя стремян у него нет, – и сдает ружье и нож Старлингу Карлтону. Одной рукой оглаживает лицо и шествует вперед, на мрачный плац. С реки в это время налетает поземка, противный ветер змеей вползает в форт и ноет меж домов. Майор, в свою очередь, тоже выступает вперед безоружный, а с ним мистер Грэхем, который, видно всякому, вне себя от беспокойства и расстройства. Его несчастное личико покрывается каплями пота, как холодная стена. Вождь толкает длинную речь, а мистер Грэхем переводит. В двух словах выходит, что вождь хочет получить обратно свою дочь. Миссис Нил, кстати говоря, стоит на крыльце школы, а все индейские детишки прилипли к окнам, и их лица – как маленькие луны на темном. Вождь снова начинает возвышенно говорить – о любви, достоинстве, войне и всяком таком. Индейцы всегда разговаривают как древние римляне, это уж точно. Майор тоже отвечает речью, и похоже, что он намерен отдать вождю дочь. Назревает сделка, а солдатам не все равно. Они, конечно, видят, как отощал вождь, – воин теперь из него никакой. Я думаю о том, что все это печально. Что и сказать, печально. Мы знаем холодную жестокую войну, знаем, каково ее вести, – ведь мы сами ведем ее на этих вот равнинах. У любого солдата в сердце есть маленькое чудно́е местечко для врага – это факт. Может, просто потому, что он тут и жив – там же и тогда же, что и ты, и все мы лишь жертвы шулера с тремя картами. Что уж там, никто не знает всей правды. Майор поворачивает голову, зовет жену и велит ей выпустить девочку из школы. Миссис Нил всплескивает руками, но слушается и быстренько делает что велено. Девочка вылетает коричневым языком пламени, бросается стремглав и встает рядом с вождем. Он очень спокоен, наклоняется к ней, поднимает, сажает к себе на правое бедро. Майор Нил констатирует завершение встречи, как говорится, и вождь со своей ношей поворачивается, чтобы уйти восвояси. Старлинг Карлтон стоит с мушкетом и ножом, как негр-вышибала в старом салуне в Дэггсвилле. Метель – лишь обрывки истертых вуалей, и нам все хорошо видно. Мы напряглись, словно велено стрелять, но причины стрелять нету. Перед нами один-единственный индеец, которому нечем стрелять в ответ. Может, у нас черные сердца, когда дойдет до дела, но в сердцах проходит жила, называемая справедливостью, и она никогда не выгорает до конца. Поймал-Коня-Первым доходит до Старлинга Карлтона, и тот ему что-то говорит. Конечно, вождь его не понимает, и Старлинг повторяет погромче. Он говорит что-то вроде: «Твое ружье лучше моего, может, ты мне его подаришь?» Что за черт, чего это он, говорит Джон Коул. Он говорит, что у вождя ружье лучше, отвечаю я. Что за черт, повторяет Джон Коул. Тут Старлинг вроде подуспокаивается, майор трогается в ту сторону – наверно, чтобы уладить дело, – но останавливается, увидев, что Старлинг отдал ружье. Вождь берет ружье левой рукой и опирает о предплечье – у него нет выбора, потому что правая рука занята девочкой. И тут, в этот самый миг, Старлинг Карлтон выхватывает старый индейский нож и бросается на вождя. Никакая сила на земле не может противостоять атакующему Старлингу Карлтону, потому что он весит как молодой бизон. И как Бог свят, он вгоняет нож в бок вождю. Девочка кричит и падает из рук отца. Тут ружье вроде как выстреливает само, и Старлинг Карлтон прыгает на одной ноге и орет – пуля попала ему в ступню. Я так думаю, что он будет хромать на эту ногу до конца своих дней. У вождя нож торчит из раны, как у мексиканского быка на арене, но он подбирает дочь, кидается вместе с ней в седло, разворачивает коня кругом, пинает его ногами, как сам дьявол, и скачет прочь бешеным галопом. Видно, что конь удивлен не меньше нас. Один-два солдата решают пострелять вслед вождю, но, я думаю, в него не так просто попасть, и вообще они стреляют через зазор в воротах. Старлинг Карлтон орет, чтобы они перестали. Он уже получил пулю в ногу – не хватит, что ли? В отдалении воины сиу прямо бурлят на своих конях, как масло в маслобойке. И тут наш снайпер Лайдж Маган бежит по плацу, взлетает по ближайшей лестнице на стену и наводит мушку на скачущих сиу. Майор кричит, чтобы Лайдж перестал, но Лайдж, похоже, вдруг разучился понимать по-английски. Все прекрасно понимают, что ни в кого он не попадет. Но тут происходит престранная вещь. Поймал-Коня-Первым вроде как останавливается на скаку и разворачивает коня вполоборота к нам. В кого-то явно попали, но это не вождь и не конь. Миссис Нил вскрикивает и подхватывается бежать к воротам, и майор бросается наперерез и ловит ее в охапку, не давая ходу. Время словно остановилось, буря утихла, и ничего больше не продолжается. Майорская жена теперь навек застынет в объятиях майора, а вождь будет вечно сидеть вполоборота и глядеть на нас, держа на руках мертвую дочь. Старлинг Карлтон будет вечно реветь от боли как дурак, миссис Нил – рыдать, и черные тучи этого дня навек застрянут на небесной тверди, и Господь снова удалится от нас.