Бесов нос. Волки Одина

Профессор на эту скабрезную ахинею не успел отреагировать, потому что у него за спиной неожиданно прозвучало:

– Не только выходит, но и уходит.

Оглянувшись, Сенявин увидел Митю. Совсем недавно он созерцал озеро, а теперь незаметно подошел к рисунку и даже, похоже, прислушался к тому, что вокруг него говорилось. Обычно полуприкрытые Митины глазки теперь широко раскрылись и светились каким-то радостным и одновременно испуганным светом. Он не кашлял, но вздрагивал и обмирал после каждой фразы, которые произносил:

– Что бы вы с телом ни делали, хоронили или кремировали, душа после смерти в воду уходит. Именно в воду!.. Все равно – через воду или через огонь… Потому что там жизнь зародилась и зарождается бесконечно… Даже если из космоса первоначально занесена… то либо в водных каплях… либо в льдинках, которые растаяли и стали жизнью… А когда жизнь окончена… где телу и душе раствориться, как не в воде?.. Им надо вернуться к целому, изначальному… Вода испаряется и становится облаками… Облака проливаются дождями на землю, в озеро и на камни… Камни тоже умеют хранить следы… Не только атомов тела, но и мемов души.

Произнеся этот длинный речитатив, Митя принялся рыскать вокруг гранитной плиты, что-то будто ища. При этом, как не мог не отметить Профессор, проявлял удивительную подвижность для человека, который только что с трудом переступал ногами и хватался руками за поясницу.

Сенявин еще больше удивился, заметив, что Драйвер с напряженным вниманием наблюдает за рыщущим Митей. Так рыболов смотрит на оживший вдруг поплавок, сравнилось вдруг Андрею Владимировичу.

– Что потерял, Аркадич? – спросил Петрович.

– Тут дуб мог расти, – взволнованно откликнулся Митя.

– Не здесь. Он рос ближе к обрыву.

– За изгородью? – спросил Митя.

– Не было, – отвечал Драйвер. – Она была там, где могильник, внизу, рядом с болотом.

Митя замер, настороженно прислушался, а потом возобновил свое рысканье вокруг гранитной плиты.

– Ножки ищешь? – спросил Драйвер.

Митя не ответил, поглощенный розысками.

– Ножек не найдешь. Только в двух местах можно заметить следы, – объявил Петрович.

Глаза у него стали желтеть.

– Какие еще ножки?! – раздраженно спросил Профессор.

– Когда-то пониже беса стояли летучие камни, – оборачиваясь к Сенявину и нацеливая на него свой желтеющий взгляд, стал объяснять Драйвер. – Их так называют, потому что они, это самое, стояли на маленьких валунах, как бы на ножках. И некоторые из них, из больших, типа даже раскачивались взад-вперед, вправо-влево… А один из камней был не просто летучим, но еще и Звонким, как его называли. Он от ветра звенел. То маршем, говорят, грохотал. То как будто свирелью печалился.

Под желтым, почти волчьим взглядом Петровича Андрею Владимировичу стало неуютно, и он заявил:

– Представьте себе, я видел такие камни. На Белом море и на Кольском полуострове. Но чтобы на Ладоге…

– Тысячи лет стояли и ничего им не делалось, – сердито прервал Профессора Драйвер. – Их только трогать нельзя было. Но понаехали, блин, разные ученые-мученые!

Митя тем временем добрался до бесова изголовья, изрек:

– Я, кажется, понял. Он держит веретено судеб. И выплетает из озера прошлое, настоящее и будущее… Символ бесконечности. Которая перетекает сама в себя.

– Можно и так сказать, – кивнул Петрович, быстро поворачиваясь к Мите.

– А над головой у него что-то похожее на вогнутое зеркало, – взволнованно продолжал Сокольцев. – Получаются два зеркала: выпуклое и вогнутое. Вогнутое отражает энергию, идущую от озера.

– Так тоже можно сказать! – радостно повторил Петрович, не сводя с Мити пристального взгляда, и нетерпеливо спросил: – Может, ты и надпись прочтешь?

– Не прочту, – Митя решительно покачал головой.

– А я, пожалуй, попробую! – столь же решительно вызвался Сенявин. – Раз наш специалист по петроглифам, Дмитрий… э… Дмитрий Аркадьевич, отказывается удовлетворить общее любопытство, уж позвольте, друзья, это сделать одному из ученых-мученых. Я, правда, не особый знаток рунических надписей… Но, судя по тому, что тут три слова и в каждом из них по шесть рун… за исключением первых трех рун, остальные руны в трех словах одинаковые… Ставлю золотой, что здесь написано: «Тистель-Мистель-Кистель».

– И что это означает? – поинтересовался Ведущий.

– Ученые до сих пор спорят по данному вопросу, – принялся объяснять Профессор. – Согласитесь, надпись звучит весьма похоже на детское заклятие. Однако, начиная с девятого века, эти три слова встречаются на некоторых культовых камнях. И, как мне представляется…

– Здесь другое написано, – прервал его Митя.

– Позвольте, коллега! – удивленно поднял обе брови Сенявин. – Вы давеча заявили, что не в состоянии расшифровать надпись. А теперь отвергаете мое прочтение. На каком основании, разрешите полюбопытствовать?

Митя не сразу ответил. Он опять стал будто прислушиваться, наклоняя голову, вертя ею из стороны в сторону и подставляя ухо к чему-то неслышному для Профессора, но, видимо, слышному ему, Мите.

– Я не говорил, что не смогу прочесть, – ответил наконец Дмитрий Аркадьевич. – Я сказал, что не стану читать. Не хочу унижать тайну.