Бесов нос. Волки Одина

Теперь на него все смотрели. Восхищенно – Ведущий. Митя смотрел ему в переносицу, тем самым прилипчивым взглядом, которым он в конце рыбалки неприятно как бы ощупывал лицо Андрея Владимировича. Петрович стремительно переводил глаза с Сенявина на Митю и обратно, как это делает хоккейный болельщик в напряженный момент у ворот.

Первым голос подал Ведущий:

– Страшная сила – логика!

Следом заговорил Митя:

– На самом деле, слово «варяги» произошло не от слова «вор», а от слова «веринги». Они себя так называли.

Профессор огладил бороду и решил не комментировать.

– Раз они называли себя верингами, они не были братьями. Они были побратимами, – изрек Митя и грустно добавил: – Я тоже сначала думал, что они братья. Но потом понял, что это не так.

«Он больной. С ним лучше не спорить», – подумалось Профессору.

– Ах вот как! – участливо воскликнул Сенявин и подмигнул Ведущему.

А Митя продолжал:

– Рюрик, Трувор, Синеус – это на самом деле не их настоящие имена.

– Ну да, ну да, – поспешно согласился Профессор и снова подмигнул Труллю.

– Но мне уже давно ясно, – продолжал говорить Митя, – что тот, кого мы привыкли называть Рюриком, по отцу, скорее, был шведом, а по матери – бодричем, или ободритом. Синеус, похоже, был датчанином. Трувор, наверно, – норвежец. Хотя вы правильно заметили: Норвегии тогда еще не было.

Чувствуя, что он может не удержаться от смеха, Профессор предложил:

– Не пора ли нам в обратный путь, господа?

Никто не стал возражать.

Как только сошли с холма, Митя снова стал кашлять и хвататься за спину, а у Профессора перестало давить на уши.

Теперь и Драйвер, и Ведущий шли рядом с Митей, и шли медленно. Профессор ненавидел медленную ходьбу – именно ненавидел; то есть когда рядом с ним люди медленно шли, он начинал раздражаться и постепенно начинал их ненавидеть. Но уйти вперед, бросив компанию, было неудобно. Поэтому Сенявин шел чуть впереди, периодически полуоборачиваясь, чтобы не вырваться слишком вперед. И постоянно чувствовал, что кто-то будто прикасается к нему сзади, то ли гладит, то ли щекочет по шее. И когда полуоборачивался, всякий раз замечал, что Митя смотрит ему в спину.

Шли молча. Пока не дошли до моста через реку.

Тут Профессор замедлил шаг, и когда троица его догнала, резко обернулся и, глядя на Митю, игриво спросил:

– А все-таки кто вы, Дмитрий… Аркадьевич?

Митя тоже остановился, а вместе с ним – Ведущий и Драйвер.

Митя ответил не сразу. Некоторое время он молчал и смотрел на Профессора. Но не так, как раньше, – ощупывая или мимо. В этот раз он смотрел в лицо Андрею Владимировичу, как обыкновенно глядят друг на друга знакомые люди.

Глаза у Мити теперь были почти прозрачными.

– Ну я вот – историк. Саша… Александр – телеведущий. А вы кто?.. Ради бога, простите! – тут же воскликнул Сенявин и замахал руками перед лицом, будто пытался избавиться от Митиного взгляда. – Теперь, когда мы вместе с вами и ночь провели в соседних комнатах, и рыбу в одной лодке ловили, и в баню скоро пойдем, если нас в очередной раз не обманут… Может быть, все-таки снизойдете до нас и сообщите, кто вы по жизни, как сейчас говорят?

– Я уже говорил. У меня несколько…

– Слышал, слышал, – перебил Профессор. – У вас несколько образований и все неоконченные. Но вы ведь уже давно не студент. И, черт побери, наверное, должны где-то работать или служить!

Митя молчал, но отнюдь не смущенно, а будто с любопытством разглядывая Профессора.

– Я был писателем, – наконец ответил Митя.

– Я так и знал! Думаю: либо поэт, либо философ… А я случайно не мог читать ваших сочинений?

– Поэтом я не был. Я был писателем, – поправил Митя.

– Простите, оговорился… А теперь вы кто?

– Наверное, лучше сказать, что я переводчик.

– «Лучше сказать» – замечательно! И с каких языков переводите?

– Теперь не с каких.

– Как это не с каких?.. Вы какими языками вообще-то владеете?

– Свободно владею английским, французским, так, что могу сесть в кабину синхронного перевода. С немецким и испанским, пожалуй, не сяду, хотя затруднений с ними не испытываю. На нескольких других европейских языках читаю и перевожу. Когда-то сам выучил древнегреческий. Но, к сожалению, не настолько, чтобы читать древних авторов… Да мне сейчас и не нужно уже.

– Понятно. Греческий стал не нужен. А зачем учили?

– Не сердитесь на меня, пожалуйста, – вдруг попросил Митя. – Я понимаю, что вас интересует. Но если я начну объяснять, боюсь, вы совсем меня не поймете. И, пожалуй, решите, что я либо над вами подшучиваю, либо что я… сумасшедший.

«То, что ты сумасшедший, мне уже давно ясно», – подумалось Профессору, и он заверил своего собеседника:

– Клянусь вам, я постараюсь, изо всех сил постараюсь понять вас!

Тут Митин взгляд снова уперся Андрею Владимировичу в переносицу, так что у Профессора зашумело в ушах. И перестало шуметь, когда Митя затем перевел свой взгляд на Ведущего.

– Помните Булгакова: «Рукописи не горят»? – сказал Дмитрий Аркадьевич. – Они не горят, потому что не опубликованы… Последние лет десять-пятнадцать я такие перевожу… С каких языков? Кто их знает. Я не уверен, что у них вообще есть языки.