Бесов нос. Волки Одина

– Представьте себе, глубокоуважаемый Александр Николаевич, – начал Профессор, – я сам долго думал над тем, как мне по-русски обозвать то, что у нас проживает в следующей комнате и что по-научному можно назвать властной культурой или властной составляющей российского государства. Чаще всего в политической науке используется термин «номенклатура». Но мне этот термин всегда казался неточным. «Номенклатура» – латинское, римское слово. А я никогда не считал Россию ни Третьим, ни вообще каким-либо Римом. Рим – это прежде всего законы. Но какие законы могут быть в России, когда наши конституции выглядят как бабочки-однодневки? Сколько их разных было? Пять или шесть… И потому – да простят меня старец Филофей и государь Василий Третий Иоаннович – я, добросовестный историк, вынужден заявить, что, если так уж хочется сравнивать, то мы не Рим, а скорее Вавилон, Третий, а точнее – Пятый: после Византии и двух империй, сельджуков и османов. И коль скоро, размышлял я, мы Вавилон, а не Рим, то почему бы нам не использовать термин «сатрапия» или «сатрапы»? Наши региональные начальники, так сказать, власти по горизонтали, чем не сатрапы? С одной стороны, что хочу, то и ворочу у себя в уделе-губернии, а с другой – трепетные слуги царя царей или падишаха-султана. И такие же сатрапы по вертикали – министры или главы приказов. Вроде все сходится и более национально выглядит, чем римские магистраты. Но… Обдумав эту модель, я пришел к выводу, что в понятие «сатрапы» не вписываются наши почти бесчисленные стольники, сокольники, спальники, дьяки и подьячие, которые в большинстве своем явно не сатрапы, но перед некоторыми из которых властительные сатрапы иногда в три погибели согнутся и челом бить начнут.

Профессор попытался отхлебнуть из фужера, но тот был пуст. Это обстоятельство, однако, нисколько не обескуражило Сенявина, и он с прежним увлечением продолжал:

– Термин «бояре» мне тоже не подошел, чтобы разом охватить жителей властной комнаты от Рюрика… до Ельцина. И вот, когда перед моим внутренним взором мелькнула вдруг эта комбинация – «Рюрик – Ельцин», – меня как пронзило… Сейчас это модное словечко, которое вставляют куда ни попадя… Но меня действительно пронзила мысль: «братва» – вот слово, которое я ищу! «Братва» и «пахан». «Братва» и «хозяин». По-моему, весьма национально звучит, от Гостомысла и до наших «лихих девяностых». «Рюрик и его братва». Тем паче что двое из них, по легенде, ему братьями были. А опричники Грозного – не братва разве? А петровские меншиковы, брюсы, боуры, шафировы, ягужинские?! Екатерининские фавориты – одни братья Орловы чего стоят!.. Дальше, правда, не очень созвучно. Я имею в виду императоров Александров и Николаев. Разные сперанские, нессельроде, горчаковы, дубельты с бенкендорфами вроде не вписываются в найденную нами номинацию. Но ежели очень хочется, всегда можно вспомнить таких «смотрящих», как Аракчеев, или фраеров типа Распутина. Всего лишь столетие пережить. А дальше от Кремля до Соловков, от Москвы до Колымы почти через весь век – братва и гулаг!

Профессор пытался было снова пригубить из пустого бокала, но вовремя спохватился, подальше отставил от себя тюльпанчик и продолжал:

– Не так важно, друзья мои, как мы с вами определим это многоголовое чудовище, эту бессмертную Гидру, которая с древних времен поселилась у нас в пятой комнате; это если с самого низа считать. Важно честно признаться себе, что она-то и есть наша настоящая власть, наш истинный царь и всесильный правитель. Как в ангельских чинах Псевдо-Дионисия есть некие безликие «Власти», которые выше и ангелов, и архангелов, так эти наши русские Власти, тоже безликие, но миллионноголовые – у нас сейчас насчитали, кажется, три миллиона чиновников, – эта Гидра испокон веков управляла страной, подчиняя себе различных правительствующих ангелочков, то есть наших великих князей, государей и императоров. Они лишь правительствовали, а на самом деле иногда шагу не смели ступить без одобрения, без благословения своей «братвы»… Как мне представляется, мы эту заразу подцепили из Византии. У них, у византийцев, считалось, что басилей-император слишком велик и священен, чтобы самому передвигаться, и его с двух сторон надо поддерживать под локотки и как бы выносить к народу. Вот и поддерживали ежедневно, ежечасно, один человек – слева, другой – справа. Стоит ли объяснять, что эти двое, так сказать, «поддерживателей» быстро становились буквально самыми близкими людьми к басилею? Тем паче, если они его не только поддерживали при торжественных выходах, но провожали в опочивальню, раздевали, ложились неподалеку! Стоит ли говорить, что он, император, Великий и Священный, от них, «подлокоточников», и от сотен других, которые его постоянно и неминуемо окружали, начинал зависеть почти так же, как золотой крест, усыпанный брильянтами, сапфирами и изумрудами, зависит от тех, кто его несет в крестном ходе, несет лишь туда, куда ему положено и, главное, разрешено?!