Бесовская банда

Правда, поручения были не слишком для него обременительными. Раз в неделю от него требовалось выступать на политдне перед личным составом с информацией о внутреннем и международном положении. Он всегда старался быть в курсе важных дел страны, начиная день с газет и внимательно читая обзорные бюллетени для служебного пользования, которые приходили из Москвы и где была предоставлена более объективная картина происходящего вокруг. И его выступления были на редкость информативны, логичны и доступны. Природные наклонности он к этому имел. Да и годы обучения у лучшей профессуры, собравшейся в МГУ, даром не проходят. Слушали его всегда с интересом. И события в стране происходили судьбоносные.

– А недавно сам Троцкий в своей статье в британской «Дейли Экспресс» писал, что оппозиция в СССР имеет достаточный генеральный штаб испытанных революционеров, для того чтобы начать вооруженное восстание!

По залу прошел легкий ропот.

– А что вы удивляетесь, товарищи? Таков закономерный шаг того, кто ступил на стезю предательства. Конечно, как и все предатели, он преувеличивает свою значимость. Но все равно – этим заявлением он обозначил реальную опасность. СССР для мировой буржуазии – как красная тряпка для быка. Наше столкновение впереди. Но почему бы не попробовать буржуям сначала попытаться решить «советский вопрос» через изменников? Оно и дешевле, и больнее для нас… И они будут пробовать нас на прочность. Будут искать предателей и вредителей. А те будут предавать и вредить, чтобы обрушить величественное здание страны социализма. А еще рядом с нами целое болото мелких потакателей предателям – мздоимцы, перерожденцы, чванливые руководители, забывшие, для чего и кем они поставлены, и тешащие только свое тщеславие. Это враги. А кто мы? Мы, органы, – это те, кто должен не дать этим короедам подтачивать наш фундамент. Как никто, именно мы обязаны проявлять бдительность, единство и сплоченность.

Выступая, Апухтин ловил на себе почти что ласковые взоры парторга, с которым согласовал доклад по тезису Сталина об обострении классовой борьбы в процессе построения социализма и получил полное одобрение. Парторг был горд, что откопал такого ценного и говорливого кадра, отлично понимающего политику партии. Державин за столом президиума тоже одобрительно кивал. В зале слушали внимательно и время от времени поддерживали репликами: «Правильно задвинул!», «Молодец!».

Закончив речь, Апухтин вытер рукавом выступивший пот. Эти выступления забирали у него много сил. Он же не балабонил для красного словца, а говорил о действительно наболевшем.

Он вполне искренне и обдуманно полагал, что СССР никто никогда не оставит в покое. Если уж царскую Россию всю историю хотели раздавить, хотя Романовы числились родственниками всем европейским царькам и строй был похожий, то что говорить о Советском Союзе. О стране, которая одним своим существованием является приговором всему сословному эксплуататорскому мироустройству. Так что быть войне. С кем? А это уже неважно. Найдутся желающие побряцать оружием. Польша, Германия, Англия. Или все вместе. И главное сейчас – успеть подготовиться.

И страна пытается успеть. В ней происходят великие, но и тревожные события. Государство сдирает с себя НЭП, как присосавшегося паразита, высасывающего все соки и не дающего идти вперед. Счищает хозяйчиков, чиновников-перевертышей, которые забыли цель и погрузились в мещанский мирок вещей и чувственных удовольствий, кулаков, мелкую алчную шушеру, наросшую как ракушки на киль каравеллы и тормозящие ее. И заодно и преступность. Дело «Бесы» – оно ведь тоже про наследие Гражданской войны и НЭПа. Именно тогда завелись и взяли волю подобные свирепые хищники. И именно их никак нельзя пустить в будущее.

Вместе с тем много тревожило Апухтина. За большими задачами след в след идут серьезные риски и отчаянное противодействие. Его хваленая интуиция в последнее время прямо вопила – опасность. Он еще в Свердловске насмотрелся на перегибы в коллективизации, на чиновничью упертость и желание отчитаться вне учета реальных проблем. И боялся, что закончиться это может плохо – голодом на деревне, которая и так не жировала. И за счет которой будет проходить индустриализация.

И еще – скоро встанет вопрос о кардинальном очищении самой власти. Слишком много там стало заигравшихся и зажравшихся. Слишком много тех, кто тормозит индустриализацию. А без индустриализации – смерть. Нет индустриализации – тогда фатальное отставание от остального мира по качеству жизни. И главное, не будет армии, способной отстоять завоевания трудящихся.

После политучебы он отправился в свой крошечный кабинет. Теперь тот весь был чуть ли не до потолка завален пухлыми папками с уголовными делами и оперативными материалами. В сейф они не помещались уже давно. А скоро и всего кабинета для них не хватит. В этом хаосе разобраться не смог бы никто, кроме Апухтина, для которого здесь все было разложено в одном ему понятном и, по его мнению, идеальном порядке.