После этого Апухтин принялся за свидетеля со всем тщанием. Он вытягивал не только детали, но и его оценку ситуации. «Ходок» оказался достаточно наблюдателен. И он заверял:
– Тот, который широкий и здоровый, – он как бы на подхвате. А за главного у них хилый.
– Почему вы так решили? – спросил Апухтин.
– Э, товарищ милиционер. Это завсегда видно – кто кулацкая морда, а кто у него в батраках.
Наконец, Апухтин решил, что вытянул из свидетеля все, что только можно. Но Щербаков с этим не согласился и занялся «ходоком» лично. В прокуренном кабинете он свалил на стол перед ним пухлые фотоальбомы, где нашли свой приют фотографии уголовников, скомпонованные по их «масти» – виду преступной деятельности.
Апухтин на эти альбомы не рассчитывал. Он считал, что «бесы» с криминальным сообществом напрямую не связаны. Поэтому и в альбомы попасть не могли. Но Щербаков упорно гнул свою линию.
И вот на второй день просмотров прилично утомившийся от вида уголовных рож в фас и профиль «ходок» вдруг ткнул обрадованно в фотографию и завопил:
– Он это! Он, вражья морда! Тот, что мелкий… А здоровяка не видел. Здоровяка в ваших картинках нет.
– Уверен? – спросил Щербаков.
– Еще как…
– Ну, вот и попалась змеюка, – удовлетворенно потер руки Щербаков, ощущая прилив сил и прикидывая, как сейчас обрадует руководство.
Глухое многолетнее дело, на которое потрачено столько сил, вот так неожиданно сдвинулось с места…
Глава 21
1927–1928 годы
Клим Чушко по профессии был скорняком. Но как-то издавна прилипло к нему прозвище Шкурник и не отлипало. Все его так называли.
Был он личностью неприятной, тупой, жестокой. В общем, то самое, что нужно для шайки. И на первых же делах проявил себя способным на любое зверство.
Супружескую пару они зацепили на станции Гречишкино. Заманили в степь ночью. По проверенному сценарию жертв уложили спать. И они не должны были проснуться.
Бекетову даже не пришлось работать «микстурой». Дабы показать, на что он способен, Шкурник принялся бить с остервенением бедолаг тяжелым скорняжным молотком для отбивки шкур, который таскал с собой в котомке или в ворохе своих одежд. Долбил и долбил, пока его окриком не остановил Бекетов:
– Да кончай, наконец, ирод ты!
Главарь шайки сокрушенно покачал головой, глядя, как залиты кровью вещи и одежда.
– Молоток тебе на что? – спросил он язвительно нового помощника. – Чтобы шкуры отбивать. А для человека есть «микстура». Чтобы, значит, человека не стало, а вещи остались бы. Целыми и к продаже готовыми. А теперь нам что с этими тряпками и лужей крови делать?
Шкурник виновато понурился. Но от своего молотка не отказался. Только когда нужно было и позволяли, бил сильно, но аккуратно, не острой, а тупой стороной. Чтобы дух выбить, а крови бы поменьше. И ведь правда, тащить окровавленную одежду, да потом отстирывать – это же сколько забот!
С приходом Шкурника «работа» пошла куда бодрее. Он будто придал шайке новый импульс. Все выходило по задуманному, сбоев не было. Разбойничий труд стал монотонным и поступательным, как на автомобильном конвейере в Америке.
Разбойники выезжали на станции. Приискивали. Обдуряли. Убивали. Вещи сбывали. И так же по новому кругу.
Ширился арсенал введения в заблуждение жертв. Обычно к словам крестьяне подозрительны, а бумаги воспринимают как нечто сакральное. Бумаге землепашец всегда поверит. Вот и стал Бекетов где только можно добывать квитанции, договоры. Даже печать на досуге вырезал «Колхоз имени Розы Люксембург». К тонкой работе он имел некую склонность, потому печать получилась как настоящая. Одно удовольствие было ставить ее на документы, которые писал поднаторевший в этом деле Кугель.
Фокусы с «письмами издалека» тоже использовали время от времени. Но чаще уже не приглашали жен забитых «барашков» на переезд со всеми накоплениями. А просто писали: «Поиздержался с деньгами… Нужны деньги на обустройство… Присмотрел домишко совсем задешево. Продай все, что можно, и передай деньги!» В России как раз снова заработали почтовые денежные переводы, и бандшайка детально проработала, как их получать.
Еще один вопрос возник. Многие крестьяне ехали с объемным скарбом – там были личные вещи или товар на продажу. И как все это тащить? Вставал вопрос со средством передвижения. Тут прикупил Бекетов лошадь с добротной телегой, которую можно было принять и за пассажирский экипаж.
Теперь шайка приезжала на вокзалы и станции под видом извозчиков. И сам Бекетов, и Шкурник довольно ловко и убедительно научились изображать представителей этой разбитной профессии. Приглашали на телегу людей, загружали их поклажу. А потом и поклажа, и люди пропадали. Чьи-то тела находили потом в степи. Чьи-то нет. Шайка работала ударно.