Следующие несколько дней оперативники уголовного розыска рыскали вдоль железной дороги и по станциям, выставляли «малины», пытаясь отыскать фигуранта. И однажды это удалось. Взяли Попа, когда он, одетый в простой рабочий наряд – китель, брюки и сапоги, подставляя окаймленное бородой лицо весеннему солнцу, сходил на перрон с товарно-пассажирского поезда на станции с оригинальным и пришедшимся весьма к месту названием «Злодейская».
Оперативники подскочили к нему прямо на платформе, зажали с двух сторон. Да еще под дых дали, когда тот возмущаться стал. Притом ударили так умело, что он еле ноги волок. А когда пришел в себя в служебном помещении, то с видимым возмущением объявил:
– Граждане начальники. Зачем сразу бить, когда можно объясниться словами? Воспитанные люди так себя не ведут.
– Воспитанные люди «мокрухи» не лепят, – ответил оперативник, зло глядя на невзрачного и достаточно жалко выглядевшего человека, разыскиваемого за массовые убийства.
– Что вы такое говорите?! – негодующе воскликнул вор.
– Тебе еще и не такое расскажут, Поп. Так что сиди, жди экипажа из Ростова.
За Попом прислали оперативников. И вскоре вор угрюмо съежился на стуле, обхватив плечи руками, в просторном кабинете краевого уголовного розыска, потерянный и угрюмый. Судя по тому, как за него взялись, жизнь его только что дала трещину.
Он мрачно покосился на зашедшего в помещение энергичного человека в кожанке. Нависнув над Попом, тот оглядел его насмешливо. Отступил на пару шагов, продолжая разглядывать. Потом выдал:
– Я Васильев. Слышал о таком?
– Так кто ж о вас не слышал, гражданин начальник, – нервно хохотнул задержанный и съежился.
– Ну, тогда поведай нам, с кем в пристяжке крестьян мочил. Один бы не справился.
– Каких крестьян? Какое мочилово? – возмущенно завопил Поп.
И тут же получил такую оплеуху, что слетел со стула.
– Ваньку валять будешь? – нагнулся над ним Васильев. – Тогда мое тебе слово – до суда не доживешь. Бить будем каждый день. Аккуратно, но больно. А не прояснится память, тогда сдохнешь. И ни один прокурор нам слова не скажет. Кровопийц наша власть не жалует.
– Какие крестьяне?! – заскулил Поп. – Я правда ничего не знаю…
«Ходок» не слишком уверенно, но все же из трех человек опознал Попа. Когда свидетель вышел, вор возмущенно верещал:
– Кто эта деревня, скажите! Я его первый раз вижу! И дал бы тысячу рублей, чтобы не видеть больше никогда! Нет, ну кто он такой?!
Кололи Попа трое суток. Апухтин допрашивал его сам и быстро понял, что взывать тут к совести и раскаянью бесполезно. Вор был перепуган до смерти. И расколоться он боялся куда больше, чем оперативников. И вел себя как-то нетипично. Апухтин глядел на него и не мог прийти ни к какому выводу.
– Пришибить бы гада. Как и обещал! – с досадой воскликнул Васильев, когда после очередного допроса подозреваемого вывели. Налил из стеклянного графина воды и несколькими глотками жадно выпил.
– Ты не гони так, Василий Васильевич, – притормозил его Апухтин. – Разобраться сначала надо.
– Как разберешься, если он молчит?
– И все равно не перегибай. Если что случится, потом ситуацию назад не повернешь.
Дав перевести дух задержанному, Апухтин и Васильев с новыми силами навалились на него. Поп был на последнем издыхании. Когда конвойные завели его в кабинет начальника розыска, он обессиленно рухнул на табурет и посмотрел жалобно и обреченно на безжалостных мучителей.
На этот раз оплеух не было. Апухтин строго и очень официально произнес:
– Гражданин Пономаренко. Вы подозреваетесь в серии умышленных убийств. У нас есть материалы опознания. А также нелицеприятные факты вашей бурной криминальной биографии. Для суда, думаю, этого будет вполне достаточно.
– К стенке тебя поставят влет, бродяга, – хмыкнул Васильев.
– Единственная возможность хоть как-то смягчить участь – признаться во всем, – продолжил Апухтин.
Вор понурился, уставился в пол. Но было заметно, что в его голове идет настоящая война между противоречивыми желаниями: или избавиться от боли и ужаса да и заложить всех, или стоять до конца, надеясь на чудо.
Апухтин сделал знак рукой, чтобы Васильев помолчал и на время перестал давить.
Поп, поизучав пол минут пять, неожиданно с досадой и отчаянной решимостью махнул рукой:
– Ну, легавые, ваша взяла! Черт с вами! Виноват!
– Ну, вот и правильно, – почти ласково улыбнулся Апухтин. – Итак, когда вы совершили первое убийство?
– Да никого я не убивал! Что я, нечисть болотная! Я с понятиями! В тот день мы склад в Зверево обносили!
– Что? – подался вперед Васильев.
– Склад, говорю, обнесли. Пять мешков с мануфактурой взяли. На извозчика погрузили. И ищи ветра в поле.
– И что, мы вам поверить должны? – поинтересовался Апухтин. – На слово?
Подумав, Поп махнул рукой:
– А, семь бед – один ответ. Там Чугун с Погромом были. Они подтвердят.
Выдал Поп не только соучастников, но и «малину» под Ростовом, где сейчас ошиваются его соучастники. И место, где ворованное может храниться.
Задержали всех в тот же вечер. Васильев гаркнул на плотного, угрюмого и недовольного окружающими и собой Чугуна: