Бесплатный сыр

«Достали уже эти инвалиды!», – возмущаются некоторые сограждане, забывая о том, что права одних и возможности других несоизмеримы: смотри, ощущай, слушай, ходи, дружи, мечтай, достигай, учись, женись, роди, живи!

На другой стороне право, которое надо вырвать, отстоять защитить, огрубеть, обнаглеть.

– Колясочники наглые, ненавижу их! – заявляют другие, пыхтя от злобы.

– Сядь в креслице, прокатись по родному городу и останься человеком! – хочется кинуть в ответ.

«От сумы и от тюрьмы не зарекайся», – гласит народная мудрость, «и от розовой справки тоже» надо бы добавить к отточенной временем пословице. Возможно, тогда участливые граждане, помогающие закатить тяжеленную коляску и пропускающие без очереди, радостно вздохнут: «Чур меня!».

Хочу ли я сидеть на шее?

Какая главная беда инвалидов и соинвалидов? Нет, не угадали – зависть! Как это не прискорбно звучит, чужая зависть – это наш второй грех после наглости! Казалось бы, ну чему тут завидовать: бесконечному бегу по реабилитациям, выкраиванием денег на оные, битве за положенные льготы и лекарства, слезам безысходности. Нет – пенсии, пособиям и многострадальному ЛОУ – зарплате соинвалидов, которой мы без иронии, безумно рады.

И все же, нам, прожигателям государственного бюджета, должно быть стыдно не только получать оттуда деньги, но и пытаться заработать самим хоть что-то.

Я хочу заработать! Пусть ночью, пусть в небольших перерывах, но хоть немного улучшить материальное положение своих детей, так как моя зарплата в виде ЛОУ не покрывает минимальные потребности других членов семьи, но НЕЛЬЗЯ!

Нельзя шить, вязать, лепить, пилить, точнее можно, нельзя иметь с этого доход иначе ты враг и все незаконно нажитое в количестве 500 рублей перечеркивает ЛОУ на корню.

Самозанятый! Ура! Шей, вяжи, пеки, но тихо. Так как в любую минуту заботливая длань правой государственной руки может щелкнуть тебя по носу, ибо ей абсолютно не интересно, что там накалякала левая.

– Девушка, – сую я нос в маске в щель приёмного окна. – Можно ли быть самозанятым?

– Можно! – радостно добавляет она, сверяя букашкин паспорт с базой данных, но ЛОУ мы с вас снимем!

– Как? – подгибаются колени. – В законе же написано можно.

– Ложь и провокация высшего порядка! – улыбается она во весь рот.

«Как же так?» – клокочет все внутри. Горы макулатуры перевернуты, карусели сайтов пролистаны и нельзя. Причем в других регионах можно, а у нас нельзя!

«Можно! – отвечает глава местного пенсионного фонда на письменный запрос. – Только пенсионные взносы не платите!».

«Не очень-то и хотелось», – чуть не сорвалось ответным письмом вместе с вопросом об уровне квалификации сотрудников, так уверенно вводящих граждан в заблуждение.

Теперь главное письмецо сохранить, так как не все сотрудники его прочли, и тыкнуть под нос очередному, прости господи, профессионалу, уверенно грозящему пальцем за сколоченный рублишко.

Сижу, читаю, радуюсь и мечтаю: «Еще бы за сопровождение собственного ребенка в школе рублем не наказывали, так мы бы вообще счастливы были, жаль не всем бесплатно работать дают».

Горсад только для здоровых людей

Лето, жарко, карусели

Закрутились, зазвенели.

Веселится детвора.

Только мне туда нельзя.

Между мною и весельем

Стеной встали две мамзели

Это все не для тебя!

Посмотрел? Домой пора!

Каждое утро

Общество – это тысячи осколков одного зеркала,

так кто же в нем отражается?

Марина

В кружке с остывшим кофе отражается покорёженный циферблат, расплывающийся с каждым глотком бодрящего пойла. Шесть двадцать, двадцать один, двадцать два. Восемь минут на отдых, затем пальто, сапоги, морозное утро сонного города и окна садика: маяка в непроглядной тьме чьих-то снов.

Марина не торопится, она любит свою работу, детей и их родителей. Только Семёнова, родительница, сидящая в декрете, раздражает молодую воспитательницу. Мерзко наблюдать каждое утро, как маленькая Яна плачет и пытается поцеловать равнодушную мать. Так и подмывает спросить: «Зачем ты ее родила?»

Мамаша нервничает и отпихивает повисшего на шее ребенка. Бежит вниз, избавившись от ненавистного груза, отчего сердце воспитательницы начинает щемить и хочется прижать к себе этого маленького кукушонка.

– Мы не сделали поделку. Я очень хотела, но мама не стала, – шепчет Яна сквозь накатившие слёзы.

– Это не страшно. Мы сделаем вместе, хорошо?

– Хорошо, – отвечает она и завистливо поглядывает на подоконник, где уже выстроились работы тех, кому есть дело до своих детей.

Марина не любит ввалившегося в раздевалку Павлика. Корит себя за непрофессионализм, но сердцу не прикажешь. Прочитав его историю в Интернете, обязательно бы всплакнула. Пожалела бы мальчугана с голубыми неуловимыми глазами, которому нет места среди «нормальных» детей. Пожалела бы тогда, но не сейчас. Когда он рядом, Марина не может с собой совладать. Она испытывает страх и отвращение, но только не эмпатию. Ведь в постах не говорится о боли окружающих от тяжёлых объятий бесстрашного неуправляемого Павлика. Ему нет места среди «нормальных» детей.