Беспокойные

Я сводила тебя с Леоном на ужин в мексиканский ресторан – в зал, веселый от красных и желтых растяжек, – и сказала, что еще рано говорить наверняка, но есть хороший шанс, что меня повысят до управляющей собственного салона. Человек бросил в музыкальный автомат доллар, заиграл буйный хор духовых. Ты дрыгал ногами под столом, а я не делала тебе замечание.

Тем же летом женились Диди и Кван. Кван сделал предложение, когда сорвал куш в Атлантик-Сити, – встал на колено на ковре казино-отеля и подарил кольцо с бриллиантом. Я была с ними в ратуше, сидела рядом с Леоном в ресторане, хлопала, когда молодожены позировали для фотографий. Диди не пожалела помады цвета фуксии. Шипастые волосы Квана царапали брови.

Одна женщина за нашим столом посоветовала мне поинтересоваться, сколько стоит еда, на случай, если я тоже захочу отпраздновать здесь свадьбу. Я не хотела. Диди выходила за человека, который проигрывал за раз всю зарплату. Конечно, она его любила, но даже Леон согласился, что ей в этом браке будет несладко.

Тем временем у Леона начались проблемы со спиной. Его зарплата не менялась, хотя он проработал на бойне дольше всех остальных. «Попроси прибавку», – сказала я, но у него вечно находились отговорки. Начальник в плохом настроении. Старый начальник уволился, и пришел новый. Новый начальник в тот день отсутствовал. Потом Леон слег от боли и не мог подняться с постели, так что пропустил три дня работы, не говоря уже о зарплате. Мы с Вивиан уговаривали его пойти к врачу, пока не стало хуже, но он отказался – ответил, что мы раздуваем из мухи слона, что ему полегчало от пакетов со льдом и обезболивающего.

Его бывший коллега по имени Сантьяго открывал компанию по грузоперевозкам, и, когда Леон сказал, что думает пойти к нему, я была так счастлива, что даже ударила по кухонному столу кулаком и сказала: «Отличная идея!»

Когда он упоминал, что неплохо бы завести ребенка, я отвечала, что не хочу, пока на мне висит долг. Но месяц за месяцем я платила самый минимум. Я просто не хотела другого ребенка. Тебе было почти одиннадцать, и через несколько лет мне уже не надо будет всё время за тобой приглядывать. Я могла бы больше работать, найти работу получше, учить английский, а не воспитывать малыша.

Через два месяца после свадьбы Диди Леон встретил меня с работы и, пока мы шли по Риверсайд-парку, замедлился рядом с большим деревом. Потом остановился.

– Что случилось? – спросила я. – Шнурок развязался?

Он покопался в кармане и достал шкатулку. У меня забилось сердце. Он повозился с крышкой, наконец открыл и показал золотое кольцо.

– Выйдешь за меня? – спросил он.

С умоляющими глазами, наморщенным лбом Леон подался вперед. Мы уставились друг на друга, и с каждой секундой он всё больше нервничал, и стало ясно: что бы я ни сказала, эти слова уже не забрать назад. Но я не могла сказать нет; не могла его ранить. Так что я сказала да.

Вивиан и Диди устроили в честь этого праздник, мы включили радио и танцевали – Вивиан обожала танцевать, умела поймать ритм, и даже вы с Майклом присоединились.

– Теперь Леон станет моим настоящим йи ба, – сказал ты.

Вивиан подняла бутылку пива.

– За моих брата с сестрой!

Всю жизнь я мечтала о сестре и теперь так радовалась, что у меня есть Вивиан и Диди. Леон тут же хотел отправиться в ратушу, но я предложила подождать до весны, когда будет теплее и мы позволим себе настоящий банкет.

В тот понедельник, свой выходной, я проснулась в квартире одна. Вы с Майклом были в школе, а Леон и Вивиан навещали друга семьи в Квинсе. Я прошла по квартире, не потрудившись поднять твою одежду или боксеры Леона, жалобно валявшиеся на полу спальни. Заварила чашку чая и позволила себе погрузиться в редкий покой. На Рутгерс-стрит я всё время чувствовала себя одной, даже с таким количеством соседок, а теперь я редко оказывалась одна, хотя еще бывали времена, когда становилось очень одиноко, как когда вы с Майклом слишком быстро переговаривались на английском, пока я сидела рядом, или как когда Вивиан и Леон вспоминали своих родителей и родных.

Впервые за месяцы весь день был в моем распоряжении. Я оделась, вышла в солнечное утро начала октября и села в полупустой вагон 4-го поезда – толпа с часа пик разъехалась по работам, дети уже были в школе. Я проехала под землей через весь Манхэттен в Бруклин, сошла на остановке, где еще никогда не бывала, поднялась на тихую улицу с большими деревьями. Здания, хотя и не слишком высокие, были широкими и царственными, с коваными оградами, брусчатыми дорожками и сводчатыми входами. Я ждала на светофоре рядом с девушкой с коляской – ее плечи качались под тайную песню из наушников, малышка в коляске была одета в миниатюрный жакет и джинсы с розовыми отворотами. Я улыбнулась, девочка просияла в ответ, и я увидела себя девятнадцатилетнюю, как я толкала тебя в коляске, купленной в комиссионке на Бауэри. Это был мой первый год в Америке. Я шла и опускала взгляд на твои кроссовочки, торчавшие передо мной. Теперь твои ступни больше моих.