Беспокойный характер

Девочка вскрикнула, натянула до подбородка одеяло. Перепуганная падением и испытывая острую боль, птица прижалась к решетке. Нахохлившись, она широко раскрыла клюв и угрожающе зашипела: приготовилась защищаться. Но девочка не делала никаких попыток к нападению. Она лишь смотрела на грачиху немигающими глазами, круглыми и синими, как озерца. Несколько минут они рассматривали друг друга. Потом девочка шевельнулась, пытаясь приподняться. Грачиха забила крыльями по полу, стараясь взлететь. Встать девочке не удалось. Больное крыло не позволило птице улететь с балкона…

— Вот глупая! Чего ты испугалась? Я тебя не трону. Видишь, я даже встать не могу! — девочка вытерла глаза краешком простыни. — Откуда ты упала? — Она взглянула вверх.

В палате хлопнула дверь и на балкон снова вышла медсестра. За ней маленькими торопливыми шажками семенил доктор. Грачиха не раз видела его. Старик не умел тихо ходить, он всегда бегал, улыбался и шутливо покрикивал. Его белый короткий халат можно было заметить везде: и в столовой, и на пляже, и на площадке для игры в мяч. Где бы ни появлялся старый врач Иван Петрович, смех звучал громче, радостнее. Выбежав на балкон, врач быстрым взглядом окинул заплаканное лицо девочки, нетронутый завтрак. Лохматые брови его едва заметно дрогнули, у губ залегли недовольные складочки.

— Кто это здесь бунт поднимает? — шутливо спросил Иван Петрович, наклоняясь к больной.

Сестра молча, заботливо поправила сползшее на пол одеяло и простыню.

— Наговариваете, Анна Ивановна! Прямо скажу, наговариваете. Она и не думала плакать!

Иван Петрович весело прищурился, подсел ближе к девочке и легонько дернул ее за косичку.

— Что же это ты, Северяночка, — с первого дня и бунт поднимать? Так не годится! Это у нас не полагается!..

Девочка робко подняла на врача большие синие глаза, прикусила задрожавшую нижнюю губу. На худых щечках вспыхнули яркие пятнышки.

— Почему не кушаешь? — уже строже спросил врач.

— Не хочу! Все равно у вас тут не поправлюсь!

— Что? Кто это тебе сказал? Анна Ивановна?

Старик грозно сдвинул лохматые брови, насупился. Анна Ивановна грустно улыбнулась. Девочка испуганно замахала руками.

— Что вы! Что вы! Это я сама решила!

— Сама? — удивился доктор. — Откуда ты знаешь? А вот мы сейчас и проверим, правду ли ты говоришь!

Анна Ивановна протянула ему листки, которые принесла с собой. Девочка, не шевелясь, следила за каждым движением врача, пытливо заглядывая ему в лицо. Иван Петрович улыбался.

— Так! Значит, ученица пятого класса… Зовут Валентинкой.

Вставив в уши длинные гибкие трубочки, он долго передвигал по груди и спине девочки круглую блестящую коробочку.

— Так, так. Дыши глубже. Покажи язычок, — шутил Иван Петрович. Но когда он отворачивался от Валентинки, Анна Ивановна улавливала тревогу и огорчение в его серых глазах.

— Все очень хорошо, — заявил Иван Петрович, кладя коробочку с трубкой в карман халата. — И, пожалуйста, не выдумывай глупостей, а то рассержусь.

— Почему у меня не ходят ноги? — шопотом спросила Валентинка.

— Ерунда, и ноги пойдут! Побегут даже. Не удержишь.

— Кашель мучает… Скучно…

Валентинка приумолкла, прислушиваясь к веселым ребячьим голосам в саду. Иван Петрович и сестра переглянулись.

— Отдохнешь с дороги. Окрепнешь. Товарищей заведешь. Будет весело. А пока нужно набраться терпения — полежать одной.

Доктор повернулся, нечаянно задел тарелку. Ломтик булки упал на пол. Грачиха встрепенулась. Волоча крыло, она заковыляла к упавшему куску.

— Это еще что здесь за гость заявился? — воскликнул доктор.

— Ой, не троньте ее! — заволновалась девочка. — У нее крылышко подшиблено. Она летать не может.

Анна Ивановна пододвинула носком ботинка кусок поближе к решетке. Вонзив длинный клюв в ломтик булки, грачиха торопливо и жадно начала глотать вкусный мякиш.

— Вероятно из рогатки подбили, озорники, — проворчал доктор. — Все грачи уже давно улетели. К вам на север. Они там гнезда вьют и птенцов выводят. Умная птица. А эта бедняжка отстала от своих. Ишь, как ест! Сил набирается…

— У нас под окном около школы липы растут. Большущие! А моя парта как раз у окна стоит, и мне видно, как грачи прилетают. У нас еще снег, а они уже летят. Мы всегда их встречаем.

Девочка оживилась. Ее глаза заблестели, щеки слегка зарумянились. Грачиха, покончив с булкой, почистила клюв, притихла. Сквозь приятную полудремоту она слышала глуховатый низкий голос доктора, ласковый, немного печальный — Анны Ивановны и тоненький словно звук журчащего ручейка, — Валентинки.

— Когда я уезжала, меня всем классом провожали. Девочки плакали, а Нина Петровна сердилась на них. — Что-то вспомнив, Валентинка всхлипнула. — Она, она велела мне поправляться… И мама тоже, и папа. Адька теперь скучать будет без меня. Он у нас совсем, совсем маленький. Ходить только что начал. Приду из школы, а он как засмеется… и все время на руки просится…

Валентинка примолкла. Грачиха приоткрыла глаза. Старый доктор попрежнему сидел на краешке стула и, наклонив голову, о чем-то думал. Анна Ивановна кончиком полотенца вытирала вспотевший лоб девочки.