Беспокойный характер

Идти можно было в два места: направо — в бор, налево — в густую березовую рощу. Санёк поднялся и, надевая фуражку, посмотрел в сторону бора. Радость, которую он испытал при выходе из дома, исчезла. Пропажа Ночки омрачила всю прелесть прогулки.

Вокруг было тихо. Издали казалось, что сосны в лесу упирались своими вершинами прямо в небо. Пригретые утренним солнцем, чуть в стороне, на припеке, сладко дремали разлапистые елки. Бор тянулся на много верст. Редкий вначале, дальше он становился все гуще. Дядя Устин говорил, что в чаще его водятся волки и медведи.

Зимой санькин отец часто приносил с охоты дымчатых белок, а один раз притащил даже огромную остроносую лисицу, тонконогую, с пушистым рыжим хвостом.

— Пойдемте в березняк! — предложил Петя. — В бору что за грибы? Одни сыроежки да маслята.

Перелесок встретил ребят птичьим гомоном. Где-то заливалась иволга. По соседству с молодыми березками широколистная рябина подставила солнцу еще зеленые гроздья ягод.

— Чур, далеко не заходить! — Машенька трусливо оглянулась и поежилась.

— На зов откликаться! — предупредил Санёк.

Ребята разбрелись по роще…

Срезав березовый прутик, Санёк присел возле небольшой бурой елочки.

Тянуло сыростью от влажной земли, пахло прошлогодними прелыми листьями… Муравей упорно тащил белый, похожий на рисовое зернышко, шарик. Груз был вдвое больше его, но муравей не хотел отступаться. Санёк улыбнулся и отставил ногу, чтобы не мешала ползти букашке.

Грибов не было видно. Попадались поганки на тонких, длинных ножках да мухоморы с яркими красными зонтиками шляпок. Взяв чуть левее, Санёк принялся шарить в густой траве. Он уже хотел было повернуть на голос Машеньки, но от неожиданности вдруг присел. Под кривой старой березой он увидел гриб. Подберезовик упорно продирался сквозь траву к солнцу. Темнокоричневая его шляпка была влажной и блестящей от росы, к ней пристал прошлогодний оборванный бурый листик.

Обрадовавшись, Санёк осторожно, чтобы не попортить грибницу, срезал гриб под корешок. Не успел он опустить его в корзинку, как увидел второй, а когда положил и этот, то чуть не раздавил целый выводок желтых лисичек. Чем дальше забирался Санёк в чащу, тем больше попадалось ему грибов. Появились и белые, крепкие, толстоногие. Мать их обычно сушила, нанизывая на нитку; зимой пекла пироги. Когда Санёк разламывал горячий душистый пирог, то всегда вспоминался ему лес…

Корзинка наполнилась быстро. Санёк снял картуз, отер лоб и, прищурившись, посмотрел наверх. Солнце стояло над самой головой. Санёк опустил кошелку на землю и окликнул ребят. Никто не отозвался.

— Затерялся! — с досадой проговорил Санёк и, подняв тяжелую кошелку, повернул обратно.

Березовая заросль спускалась по склону в небольшую лощину. Место было незнакомое. Поляна поросла земляничником, порыжевшим от солнца. За ней начиналось болото. Кое-где среди застоявшейся коричневой воды островками выделялись круглые зеленые кочки. Густая изумрудно-зеленая осока местами пригнулась, полегла.

Санёк снова крикнул и прислушался. Его крик вспугнул кукушку, вылетевшую из куста. На минуту прекратил свою работу дятел.

Вдруг за кустами бузины и черемухи послышался шорох.

— Нашел! — обрадовался Санёк. — И чего не откликаетесь? Все равно вижу!

Пробравшись сквозь густые ветки, он в недоумении остановился: за кустарником никого не было. Лишь тихо журчал тоненький ручеек. По его отлогому берегу рос гибкий ивняк да низкий колючий шиповник. Левее вилась едва приметная тропинка. Санёк понял, что заблудился.

— Ау-у-у! — закричал он в отчаянии.

Едва смолкло эхо, как совсем близко раздалось тихое призывное ржание. Санёк обрадованно бросился по тропке. Но она внезапно обрывалась, за кустами шли другие кусты. Санёк остановился. Справа вновь заржала лошадь, послышалась возня. Поставив корзину на траву, Санёк раздвинул ближайшие кусты и обомлел.

— Ночка!.. Ноченька!.. Как ты сюда попала? — спросил он, наклонившись над небольшим овражком. В следующий миг для него все стало понятно. Ночка попала в старую, давно забытую ловушку для зверей. Яма была завалена сухим валежником. Очевидно, Ночка не заметила ее и провалилась.

— Эх ты, глупая, глупая! А тебя там ищут! — Санёк спустился к Ночке и погладил ее короткую черную гривку. — Ну, вставай, пойдем, — потянул он ее, обняв за шею. Понятливая Ночка с трудом поднялась на тонкие дрожащие ножки, но, постояв минутку, снова повалилась с жалобным ржанием. «Видно, ногу покалечила!» — решил мальчик.

Он присел и осторожно ощупал ногу Ночки. Бабка в том месте, где кончался белый нарядный «чулочек», припухла, и как только Санёк дотрагивался до нее, Ночка дергалась и начинала дрожать.

— Что же мне с тобой делать?..

Санёк задумался, посмотрел на солнце, которое уже перекатилось на вторую половину неба и золотило верхушки высоких берез…

— Как бы не заночевать тут с тобой! Волки задерут, — сказал он и погладил уткнувшуюся ему в колени Ночку.