Беспощадная бойня Восточного фронта

Осень охотилась на меня смертью затухающей природы и предчувствием печальной судьбы. Я лю­бил в это время бессонные ночи, затухание свечи, сладкое утешение небытия после тягостных поис­ков путей в жизни и своей неосведомленности на этой земле. В путанице дней я искал тишину, но и боялся ее, как смерти, которая никогда не завуали­ровала действительности и лишь пугала мир. Ее молчание гремело как жернова мельниц, моловших ее день и ночь.

Возвращалась зима. Я принимал войну и мир только как интермедии всемирной истории. Я снова окунался в бесконечные ночные беседы о пустоте жизни, о Боге, о колдовстве дьявольского и трагич­ного бытия. Днем я тупо исполнял свою работу, ожидая поворота судьбы, перемены в своем поло­жении. В мечтах и мыслях, в тоске, надеждах и же­ланиях я жил еще по ту сторону войны, и смерть ос­тавалась мне незнакома, была только гостем в мо­ем воображении.

Как потерпевший крушение, я двигался к ней по иронии судьбы. Я больше не был гражданином ми­ра, но и не стал еще солдатом. В своем двадцать первом году на день рождения3 мне был открыт кредит на начало февраля. Я отложил свою работу, убрал рукописи, закончил дневник и сжег фрагмен­ты. Дни мои текли, не принося покоя, и без всякой деятельности текли как песок из рук. Мосты в про­шлое были сожжены, в наступающем будущем меня ничто не ждало. Звезды не указывали дорогу. Без надежды, хотя и без разочарования, устало и все же временами встряхиваясь, я переживал пустоту вре­мени в каком-то ожидании.

Эта ночь должна была быть такой же, как и тыся­ча других. И все же под ее звездами наметилось ка­кое-то изменение в моей судьбе. Мне показалось во сне, словно я переступил порог новой жизни. Ранним утром я должен был встать совсем другим человеком, перед лицом моей судьбы.

Моя мать еще спала. Ночной ветер завывал сна­ружи, нечастые дожди танцевали над крышами. Дружелюбно мерцала настольная лампа. Я сидел перед чистыми листами бумаги, размышлял, спра­шивал себя о чем-то, мечтал, чего-то искал, борол­ся с богами, ангелами и демонами. И приходил к ка­кому-то пониманию.

Сначала это был только страх. Мы стояли в во­ротах у нейтральной полосы и чувствовали близость опасности. Начинались мрачные годы, словно небе­са уже предсказывали нам это. Как нищие, мы поки­дали нашу молодость, свободу, любовь, стремления души, наслаждения и труда. Мы должны будем те­перь подчинять собственную жизнь воле времени, и наша судьба свершалась как баллада необходимо­сти, терпения и смерти. Мы не могли избежать за­конов, которые царили в нашей незавершенной системе мира. Словно во сне начиналось путешест­вие в чужое и неизведанное, и все дороги кончались где-то во тьме.

Ничто более не было так противно моему суще­ству, как перспектива стать солдатом, песчинкой среди чужих попутчиков, игрушкой для исполнения приказов. Я вовсе не хотел брать в руки оружие и сражаться за мировоззрение, которое ненавидел. На войне, которой я никогда не хотел, и против лю­дей, которые не были моими врагами. Как сомнам­була, я двигался по ступеням эшафота и чувствовал занесенный уже над своей головой меч. Судья вы­носил мне приговор, и в своем бессилии я вынуж­ден был подчиняться его решению.

Это было моим отречением.

Я курил одну сигарету за другой, писал строчку за строчкой и пил вино. Часы тикали, свет отражал­ся на моих книгах и крышке рояля. Ветки сосен пах­ли в вазе, цвел рождественский терновник. Часы продолжали тикать, как капли в море времени. Ночь подходила к концу, а я все еще наблюдал, думал и размышлял.

Призрак тех лет, когда я служил в армии, не да­вал мне покоя. Я вспоминал о последних месяцах моей жизни дома. Как голодающий перед наступаю­щими лишениями, я спешил к книгам, концертам, спектаклям и увеселениям. К быстротечным рома­нам и часам, проведенным в саду в беседах с друзь­ями молодости. Но той ночью музыка не давала мне никакого утешения, комедии — никакого забвения, трагедии — никакого примирения с моей судьбой. Каждое возвращение к красоте безоблачного мира только обостряло боль разлуки, а вино лишь усили­вало мрачность моих мыслей. Я перелистывал пись­ма, исповедания и описания событий мировой вой­ны последнего поколения. Стремился выработать в себе отношение к неизбежному, узнать, что ожида­ло меня. Понять войну, чтобы определить мою роль в ней и вписать сражения, опасности и смерть в свою систему мира. Однако мое чтение оставалось таким же бесплодным, как мои монологи и как пол­ные грусти и смеха застольные беседы.

Я потушил свет, надел пальто и тихо закрыл дверь, чтобы никого не будить. Ночной прохладный ветер раздувал мои волосы. Облака закрыли луну, не было фонарей, которые освещали бы мне до­рогу, и никто не попадался мне навстречу. Как вы­брошенная на улицу собака, я бродил по улицам и переулкам. Все навевало воспоминания, тоску о пережитых приключениях, отчаянии и иллюзиях. Я возвращался домой, и снова сидел, размышляя, в мирном кругу горевшей лампы. Полночь минула, а я не уходил из-за стола.