Беспощадная толерантность

Они выпили, захрустели маринованными огурчиками, Воронин взял бутерброд. Ему вспомнился роман Уэллса «Когда спящий проснется». Там герою не такое выпало увидеть, общество и его устройство изменились радикально, а он еще и силы для борьбы нашел с теми, которые условно плохие. Уже забылось, в чем там было дело, но, кажется, некий тоталитарный строй. А тут, напротив, слишком демократический. Чересчур толерантный. И как в него встраиваться, простите? Помогать Матвееву кастрировать классику? Или взять дотацию от Евросоюза и писать про нежную любовь звездного принца и флагмана космофлота? Ну, или принцессы и флагманши. Или принцессы и единорога — тоже, наверное, «на ура» пойдет…

— Чего задумался? — спросил Матвеев.

— Да вот пытаюсь как-то осознать увиденное. Еще мент этот накрашенный… А что бы случилось, кабы он меня задержал?

— Посадили бы, — пожал плечами Матвеев. — Если правильно помню, три года. Публичное высказывание. Так что ты, Серега, не болтай. И по поводу президента не болтай. Мое предложение в силе, сиди себе да переделывай нетленку. Вроде «Чук и Гек» на подходе, могу тебе уступить. Там всего-то немного дописать нужно…

— «Чук и Гек» — это ж, наверное, коммунистическая пропаганда по нынешним правилам, — осторожно предположил Воронин, благоразумно не став уточнять, что там такое собираются дописывать в истории двух пацанов.

— Родственники и знакомые покойного Егора Тимуровича как-то устроили. Бери еще бутерброд, скоро жена придет, тогда уже нормально горяченького пожрем, салатиков… Она у меня мастерица.

— Зинка-то что поделывает? Я тебя спрашивал, да ты на кухне копошился, не слышал.

— С Зинкой я развелся уже больше года назад.

— Зачем? С мужиком поймал, что ли? Или с бабой, согласно новым веяниям? — пошутил Воронин. Матвеев хмыкнул, не обидевшись.

— Нет, там другое. Потом расскажу…

— Потом так потом, — не стал настаивать Воронин.

Они ополовинили бутылку за разговорами о футболе (Воронин с интересом узнал, что команды теперь смешанные), о кино (старик Михалков снял очередной римейк «Робинзона Крузо», в фильме все построено на сложных лирических отношениях героя с Пятницей, выдвигают на «Оскар»), об установке памятника Новодворской на Лубянке и переименовании Ленинского проспекта в проспект Джорджа Буша. Когда Матвеев вновь вернулся к теме работы и принялся заманивать Воронина уже не в «Чука и Гека», а в «Золотой ключик», в дверь позвонили.

— Опять ключ забыла, — делано ворчливо сказал Матвеев и пошел открывать.

Вернулся он не один. Вместе с ним в комнату вошел лысенький толстячок в плиссированной юбке и кожаной курточке.

— Знакомьтесь. Серега, это Валя. Валечка, это Сергей, мой старый студенческий друг.

— Очень приятно! — басом сказал толстячок, протягивая руку. Возможно, он сделал это для поцелуя, но ошарашенный Воронин ее просто пожал. Толстячок не смутился.

— Я на кухню, дорогой. У меня в духовке фаршированные перцы, сейчас сделаю салатики и славно посидим, — с этими словами он чмокнул Матвеева в щечку и удалился, виляя пухлым задом.

Матвеев наклонился к Воронину и быстро зашептал:

— Понимаешь, с Зинкой у нас все было как попало, ты ж помнишь скандалы эти, склоки… А у нас главный сменился, поставили нового, он замужем за кем-то в мэрии… Новая метла по-новому метет, стал порядок наводить, увольнять недовольных… А тут я с Валей познакомился на одной вечеринке. Ну и…

— Федь, но ты же не пидор, — так же шепотом сказал потрясенный Воронин.

— Во-первых, забудь это слово, — неожиданно жестко ответил Матвеев. — Во-вторых, я не хочу сидеть без работы и без перспектив. Черта с два мне дали бы переработку программной литературы, если бы не свадьба. А в-третьих, человек ко всему привыкает. К тому же Валька — хороший мужик… тьфу ты… э-э… хорошая жена, внимательная, добрая. Вот увидишь, вы подружитесь.

— Надеюсь, — пробормотал Воронин и быстро налил себе водки.

Напился он в тот вечер быстро. Помнил, как расточал комплименты Валечке, отчаянно путаясь в мужских и женских окончаниях, как пел под гитару «Голубую луну» (как оказалось, почти все слова откуда-то знал), как интересовался, нельзя ли ему переработать «Властелина колец» (Матвеев тут же объяснил, что уже имеются готовые «Тайные дневники братства Кольца» некой Кассандры Клэр, и даже процитировал изрядный фрагмент). Потом блевал в ванной. Потом проснулся на диване и долго думал, куда же попал, и не сон ли это или продолжение комы, как уже думал вчера, сидя на крыше…

С утра они с Матвеевым под беззлобное ворчанье доброго Валентины похмелились холодным пивком и сели за «Чука и Гека», оставив обсуждение грядущей космооперы на потом. Вернее, сел Воронин, а Матвеев попросту задремал рядом в кресле.

Воронин открыл файл и прочел первую фразу Аркадия Гайдара:

«Жил человек в лесу возле Синих гор».

И для начала решительно заменил «Синих» на «Голубых».

Дмитрий Володихин Большая собака Либерпанк-притча

— Феминистку со стороны брать не будем, потому что феминистка у нас есть. Это я.

Главный юрист корпорации, Федор Мартинович Сакс, среагировал моментально: