Беспризорник Кешка и его друзья

— Что ему нужно? Ах, да-да… — протянула попечительница. — Я знаю, знаю. Меня просила женщина-солдатка устроить в приют мальчика, круглого сироту. Сына одного доблестного солдатика. У него мать умерла, а отец убит красными. Скажи ему, что я сейчас занята. Пусть придет завтра в приют. Нет, завтра день неприсутственный. Скажи, пусть зайдет послезавтра. Нет. Я лучше сама передам с солдаткой, когда прийти.

Девушка вышла, а мадам Градобоева продолжала:

— Тиф унес в могилу двух детей из приюта, так что сейчас в приюте освободилось две кровати. И еще есть одна вакансия посудницы. Можно его устроить. Знаете ли, Вадим Петрович, уж такая моя обязанность, — помогать неимущим. Хотя благотворительность — сейчас тяжелое бремя.

Опять на пороге показалась горничная.

— Он не уходит, говорит: «Хочу к барыне».

— Ну, пусть войдет, — недовольно повела плечами попечительница и посмотрела на собеседника. В ее глазах можно было прочесть: «Видали такого нахала?»

В третий раз отворилась дверь, и порог переступил мальчик. Он снял выцветший картуз, подошел к камину у двери, оперся плечом о кафельную стенку и удивленно стал рассматривать богатую обстановку гостиной.

Госпожа Градобоева поднесла к глазам лорнет и посмотрела на вошедшего. Ее взгляд рассеянно скользил по вихрастой голове, загорелому пыльному лицу, порванной на плече кумачовой рубашке, по рваным серым штанам, грязным, босым и исцарапанным ногам.

Дама отвела от глаз лорнет, сморщила нос и первая нарушила молчание:

— Как зовут?

— Кешкой Башлыковым, — переступая с ноги на ногу, ответил вошедший.

— Сколько тебе лет? — спросила Августа Николаевна, вертя в руках лорнет.

— Тринадцать, — односложно ответил тот, шевеля припухшими губами.

Бойскаут, сидящий напротив сестры, нахмурился и исподлобья поглядывал на непрошенного гостя.

Осечкин повернулся боком, прищурил глаза и про себя чертыхался. Он злился, что было нарушено приятное времяпрепровождение.

Попечительница не торопясь встала и пошла по просторной гостиной. Ее полная фигура важно подвигалась к Кешке. Проходя мимо зеркала, она посмотрела в него и поправила локон.

— Я знаю. Я все знаю. Мне белошвейка уже рассказала. Можешь не объяснять. — Госпожа Градобоева слегка пригладила вихрастые волосы мальчика. — Мыкаться по миру больше не будешь. В приюте тебя приведут в божеский вид. Зайди туда послезавтра. Этот день как раз присутственный. Канцелярия приюта находится против Японского Красного Креста, — объяснила хозяйка дома и тут же величаво пошла на свое место, шурша платьем.

Офицер, наблюдавший больше за дамой, чем за мальчиком, подумал: «И почему она носит туфли на высоком французском каблуке? Носила бы на английском».

Усевшись в кресло, Августа Николаевна обратилась к военному:

— Видите, Вадим Петрович. Его отец, говорят, мужественно принял смерть с крестом на шее и погиб, как многие солдатики российского христолюбивого воинства. Ох, эта война! На днях мы разговорились с настоятельницей женского монастыря о недостаточных ученицах, и она мне сообщила, что в подъезд доктора Басса подкинута девочка с запиской: «Крещена, звать Елена, родилась первого июня». Какая безжалостная судьба!

Кешка стоял и размышлял: «Скажу, что хочу мыть посуду в приюте. Жалованья мне надо самую малость. Мыть справно буду». Он уже раскрыл было рот, но Осечкин смерил его быстрым и острым взглядом и, прищурив глаза, спросил:

— Где же твоя мать?

— Померла, — ответил мальчик, разглядывая свои босые ноги.

— Отчего она скончалась?

— Закашлялась от чахотки…

— А ты помнишь, как погиб твой отец? — поинтересовался Осечкин.

— Помню.

— Расскажи Вадиму Петровичу, — посоветовала Градобоева.

Кешка глазами затравленного зверька посмотрел на госпожу, на начальника контрразведки и несмело ответил:

— Его запороли.

— Кто запорол? — насторожился Осечкин.

— Опричник, — невольно проронил малознакомое слово Кешка и сдвинул брови.

— Кто, кто? Как ты сказал? — поспешно переспросил офицер и удивленно посмотрел на хозяйку дома.

Все трое, сидевшие за столом, переглянулись и устремили взоры на Кешку, ожидая, что он скажет.

— Опричник, говорю, — повторил Кешка, исподлобья поглядывая на господ.

— Его так звали? Или фамилия была такая? — озадаченно спросила Градобоева.

— Такая фамилия, — нехотя процедил сквозь зубы Кешка, вертя в руках фуражку.

— Когда и за что запороли? — не унимался Осечкин, не сводя сощуренных глаз с Кешки.

— В прошлом годе папка нечаянно белогвардейца убил, когда они наступали на город, — прежним тоном ответил тот.

Бойскаут несколько раз порывался встать. Щеки его вспыхнули густым румянцем. Он не выдержал и взвизгнул:

— В шею его отсюда!

— Жорж! — резко остановила брата Августа Николаевна.

— Кто тебе сказал, что отца убил какой-то опричник? — процедил начальник контрразведки, барабаня длинными пальцами по краю стола.

Взгляды сидящих за столом опять встретились.

— Я его сейчас вышвырну на улицу! — вызывающе сказал юноша, вставая со стула.

— Сядь, Жоржик, и слушай! — старалась умерить пыл брата попечительница. Внутренне она тоже горела ненавистью, но не показывала виду.