Беспризорник Кешка и его друзья

«Для оказания помощи партизанам, в знак солидарности с Красной Армией, в день второй годовщины революции партизаны Приморья призывают вас вступать в наши ряды. Недалек час, когда мы придем вам на помощь и совместными усилиями разгромим белогвардейцев и их иностранных хозяев и опять установим свою родную Советскую власть!

Да здравствует революция!

Да здравствует РКП(б)!»

— Дошлый, видишь, они сами зовут в отряд, а ты говорил, что нас могут не принять, — обрадовался Ванька.

— Я правильно говорил. Мы же — не парни, а зовут взрослых. Матрос сказал тогда, и дедка слышал, чтоб я малость подрос, а потом уж записался в отряд. Понял? Во как!

— Вот если б в отряд попасть! Нам, как маленьким, дали б карабины. Тогда б мы смогли с японцами драться, — мечтал Ванька, ероша свои и без того лохматые волосы.

— Верно, — оживился Кешка, — была бы партизанам подмога. Я б в разведку ходил. Я ж могу на коне ездить.

— А чо только вас? А я чо? Я тоже в отряд хочу, — старался не отстать от товарищей Корешок.

— Маленьких не берут, — возражал Ванька, — да еще таких, как ты.

Послышалось шмыганье носом, и обиженный Корешок отвернулся от товарищей.

— Видишь, уже и надулся, как мышь на крупу. Ванька, не дразни его. А ты, Корешок, не распускай нюни, — тоном старшего сказал Кешка. — Пойдешь с нами, если только нас самих возьмут. Будешь штаны латать партизанам да пальцы перевязывать, если ранят в бою, или кашеварить.

Корешок обрадованно заулыбался и повернулся лицом к друзьям:

— Хочь кашеваривать, только б взяли.

— А что такое большевики? А есть еще и меньшевики? — спросил Ванька, вспомнив непонятное слово из листовки.

— Большевики — это наши земляки. Здоровенные такие! Да храбрые-прехрабрые, такие, как партизан. А меньшевики… меньшевики? Это маленькие мужички… шпиены. Вроде япошек, — объяснил Корешок.

— Откуда ты взял? — усомнился Кешка. — А долговязый американец-офицер? Такой здоровенный, что нашего на станции убил? Кто он тогда будет? Врешь ты все, Корешок. Верно, Ворон?

— Корешок не врет. Он же неграмотный, — он просто не знает, — поддержал малыша Ванька, снисходительно улыбаясь.

Ребята затихли.

— Корешок, а где твой папка? — нарушил молчание Ванька.

— Не знаю. Папки нету и мамки нету. Атаман Безухий учил буквы читать, — грустно ответил малыш и стал усиленно чесать ногу вдоль лампаса.

Свеча в полутьме постоянно мигала. Язычок пламени робко облизывал то одну, то другую сторону огарка. И в наступившей тишине бездомные дети как-то особенно остро почувствовали свою оторванность от семьи, отцовского крова, материнской ласки, домашнего уюта и тепла.

Одному Корешку не о чем было вспоминать. Он не помнил своего родного очага. В эту минуту он был мыслями в уссурийских дебрях, в сопках у партизан, где находился когда-то матрос Налетов. Только там он надеялся получить гостеприимный кров, привольную, сытую жизнь, равноправие и участие в настоящем деле — в боях с белогвардейцами, японцами, американцами и чехословаками.

Молчание нарушила большая крыса, выскочившая из-под пола. Ребята вздрогнули от неожиданности, но, устыдившись своей робости, сделали вид, что не испугались. А крыса спокойно повернула голову в сторону сидящих и затем не спеша скрылась в щели.

— У, какая! — проговорил притихший Корешок.

— Их здесь много, — ответил Ванька и, чтобы не показать, что он боится крыс, перевел разговор на другое: — Куда девать листовки?

— Не знаю, — унылым голосом произнес Кешка и покачал вихрастой головой.

— Я тоже не знаю, — пожал плечами Корешок, все еще искоса поглядывая на угол, где скрылась крыса.

— А что если мы разбросаем листовки? — предложил Ванька. — Партизан, наверное, хотел разбросать их или расклеить по заборам. А этот сыщик заприметил и не дал.

— А если сходить к машинисту? Спросить, что с ними делать? Верно, Ворон? — спросил Кешка.

— Его нету, он же уехал на паровозе, — возразил Ванька, поправляя картуз: мальчик гордился своей кожаной фуражкой и поэтому не давал ей покоя.

— Так он же скоро вернется, — не сдавался Кешка. — Мы листовки закопаем в землю и подождем два-три дня. Потом пойдем к машинисту и расскажем.

Ванька не знал, что ответить. Он молча поправил фитиль свечи, подложил к огню кусочек стеарина, отчего огарок сначала чуть было не потух, но затем снова вспыхнул ярко.

— А чо сейчас с ними делать? — И Корешок осторожно дотронулся до сумочки с прокламациями.

— В лабаз положить. Он пустой. Там их никто не найдет.

Так и не решив, как дальше быть с листовками, ребята бережно запрятали их и стали укладываться спать.

Корешок порылся в кармане, вытащил хлебную корку и великодушно протянул Кешке:

— На, возьми. Кто бы чо съел сейчас вкусного-вкусного?