Беспризорник Кешка и его друзья

Наконец загремели стулья, гости встали из-за стола и перешли в зал. Музыканты заиграли вальс. Хозяйка с генералом танцевала в первой паре. Они забыли про неприятности, про дела, про партизан. А вслед за ними закружились другие пары. Мелькали цветные платья дам, мундиры офицеров, погоны, ордена, позвякивали шпоры.

«Как хорошо! Если бы не революция! Если бы не эти большевики, — думал взволнованный бойскаут Жорж, с завистью смотря на танцевавших, — непременно был бы я генералом!»

Он выхватил из лубочной шкатулки горсть конфетти, швырнул на головы танцующих, а потом в разные стороны бросил серпантин. Разноцветные ленты полетели: обвивая пары. Стало еще веселее.

Следующий вальс Августа Николаевна отдала штабс-капитану Осечкину. Осечкин танцевал с упоением: он лихо запрокидывал голову, притоптывал каблуками лакированных сапог, позванивал серебряными шпорами. Вальс растрогал его душу. Сейчас у него были две заветные цели: добиться руки богатой вдовы Градобоевой и обосноваться в Харбине, чтобы там в безопасности выждать, пока в России воскреснет рухнувшая монархия.

— Августа Николаевна, — Осечкин показал глазами обвившую их голубую ленту, — вы видите?

Градобоева улыбнулась, задорно посмотрела на штабс-капитана.

— Вадим Петрович, говорите без обиняков. Чего же я не замечаю?

Штабс-капитан молчал и еще сильней кружил ее в вихре вальса.

— Вы молчите, друг мой? — улыбаясь, спрашивала она. — Не скрытничайте.

Он повторил:

— Августа Николаевна, вы видите голубую ленту?

— Предположим. Ну и что же?

— Как бы это выразиться? Эта голубая лента обвилась вокруг нас, — Осечкин опять замялся. — О, если бы это так было навеки! Навсегда. Мои мысли заняты только этим.

Артиллерийский офицер, танцевавший с женой коннозаводчика, задел локтем Осечкина, и голубая лента порвалась.

— Плохая примета, Вадим Петрович, — засмеялась Градобоева. — Ваша голубая лента обманчива. Молчите, друг мой? Вам нечего сказать?

Штабс-капитан был суеверен, мнителен, и намек на плохую примету его расстроил.

Вальс кончился, Августа Николаевна ушла распорядиться по хозяйству, а штабс-капитан, чувствуя себя несчастным, мрачно подошел к камину и уставился на огонь ничего не видящими глазами. Здесь и разыскал его Жорж, сообщив, что в прихожей ждет Хватов.

Хватов огляделся и сказал:

— Господин Осечкин, я только что со своей заимки. Есть новости о партизанах. У них новые силы. Захватили на днях японский пулемет.

Осечкин пришел в себя.

— Мы выступаем рано утром, как договорено. Вы лично проведете отряд к их логову! Учтите, буран замел все тропы. Как бы нам самим не влопаться!

— Да разве мне впервой? — проговорил Хватов. — Господи, я с детства все эти места знаю. Им и в голову не придет, что мы в такую непогоду выступим. А потом рассчитаемся и с мужиками, чтобы не помогали партизанам.

— Ладно. Рассчитаемся и с теми и с другими. А вы уходите сейчас. Отдыхайте. И я тоже уйду.

«Как же уехать, не попрощавшись с хозяйкой?» — подумал Осечкин, вернувшись в гостиную. Но Градобоевой поблизости не было, и он окликнул бойскаута:

— Жорж, подойди, дружок, сюда! Я сейчас должен уехать. Служба! Передай, дружок, Августе Николаевне: прошу извинения, что уехал не прощаясь. Ты это сделаешь, Жорж?

— Не забуду.

— Ну, я поехал! — Осечкин пошел одеваться.

2

Буран набирал силу.

Ребята все чаще теряли из виду друг друга и не заметили, как отстал Корешок.

У Лу замерзли ноги, и он тоже начал отставать. Когда ветер невыносимо дул в лицо, он отворачивался в сторону, нагибая голову. Но это мало помогало. Лу остановился, перевел дух и решил подождать Корешка. Тут на него налетел Ванька — у него сдуло с головы фуражку, и он кинулся ее догонять. От холода у Ваньки стучали зубы. Отыскав фуражку, он пытался вытряхнуть набившийся в нее снег, но потом махнул рукой да так и надел.

— Ты что стоишь? — спросил он Лу, стараясь перекричать ветер.

— Корешка жду.

— А где он?

— Откуда я знаю?..

— У тебя побелел нос, — сказал Ванька.

— Что-о?

Ванька повторил громче, но, поняв, что приятель опять его не расслышал, ткнул пальцем в обмороженную часть лица рукой, показал, что нужно делать.

В глазах у Лу была растерянность, он неуверенно и вяло тер варежкой нос, щеки и тихо всхлипывал. Ванька оставил Леньку и побежал догонять Кешку.

Кешку он нашел у забора и крикнул ему, что потерялся Корешок. «Надо было его в середину поставить», — с тревогой подумал Кешка.

Пришлось поворачивать обратно.

Кешка поплотнее натянул шапку, поглубже запрятал пальцы в рукава. Ванька, съежившись в три погибели, покорно двинулся за ним.

С трудом продвигаясь против ветра, они дошли до Лу. Тот стоял, прислонившись к воротам, и, весь дрожа, дожидался Корешка.

— Ну, что? — спросил Кешка. — Когда он отстал?

Ленька только развел закоченевшими руками. Ребята принялись звать Корешка, но вместо ответа слышали лишь свист ветра и скрип сорванной с нижней петли калитки.

— Около какого дома ты его видел в последний раз? — спросил Ванька.