— Не знаю. Он кашляет и кашляет. Такой горячий, как в бане парился.
— Ну, а что он говорит? Где у него болит?
— А он не говорит. Молчит только. Мы ему жратву давали, а он не ест, уже давно не ест. — Кешка еле сдерживал подступившие к горлу рыдания и поминутно вытирал рукавом нос, который так некстати подводил его.
— А почему мать не пришла?
— Матери у Ворона нету.
— Где же он живет?
— В ночлежке на «Зеленке», на острове. Там Ленька и Корешок за ним смотрят…
— Э-э, так вы что, бродяги, что ли? Люмпен-пролетариат? — протянул медик, смотря в сторону. Он так же поднимался на носки, опускался на пятки и что-то соображал про себя.
— Бродяги? Нет… Ну да. Ну да, про… про… летарии. Да, да… пролетарии, — утвердительно замотал головой Кешка, обрадовавшись, что понял близкое ему ученое слово, которое он прочел в партизанских прокламациях. — Пропишите лекарство. Напишите бумагу в аптеку.
— Этого я не могу сделать. Откуда я знаю, чем он болеет, твой Ворон? Может быть, он тифозный или еще чем болен. Рецепты так просто не выписываются, молодой человек.
Врач, так же раскачиваясь, посмотрел на часы и про себя подумал: «На этом «Зеленом Острове» еще партизанам в лапы попадешься!»
Кешку бросило в пот. Вытирая шапкой лоб, кусая свои бескровные губы, он растерянно спросил:
— А как же Ворон?
— Этого я уж не знаю, что будет с твоим Вороном. К другому врачу сходи.
В голове Кешки на какой-то миг промелькнули наставления Лу, и он спохватился:
— У нас нет и целкаша. Но мы вам потом заплатим! Ей-бо, заплатим столько, сколько вы скажете, еще и поход дадим! — Он искренне крестился.
— Я занят и поехать на «Зеленый Остров» не могу, — произнес доктор, поднявшись на носки как можно выше и твердо стал последний раз на ступни. Это значило, что разговаривать он больше не намерен.
Мальчик попятился, остановился в нерешительности, затем вышел на улицу. На крыльце, надевая шапку, он услышал лязг засова и удалявшиеся мужские шаги.
Кешка запрятал пальцы в рукава и прислонился к холодной стене здания. Что делать? У кого просить денег? Может, к другому доктору пойти? Так ничего и не решив, он съежился и бесцельно побрел, не зная куда.
Поиски денег
1
В воскресный день Кешка с Корешком отправились на базар, чтобы выпросить денег и продуктов для себя и для больного Ваньки. На рынок съехалось и сошлось много народу. Вся площадь и проезжие дороги были запружены крестьянскими санями-розвальнями. На этом базаре казаки продавали за звонкую монету опаленные свиные туши с оскаленными зубами, освежеванных медведей, потрошенных кур, привезенных из соседней Маньчжурии. Местные охотники доставляли боровую дичь, мороженых зайцев, торговцы — сахар малыми и большими головками, гаолян, бобовое масло, крестьяне окрестных деревень — мед липовый и цветочный в долбленых бочках, сметану, творог, яйца; местные торговки предлагали свой товар — шанежки, калачи, кофе, горячие блины, жареную птицу, сибирские пельмени и многое другое.
По всему базару, здесь и там, слышались бойкие голоса торговцев, перекупщиков, зазывавших покупателей. Раздавались звонкие голоса детей, кричавших: «Вот папиросы «Василек»! Крученый «Василек»! Кому надо «Василек»?»
Корешок петлял среди толпы, косил глазами на карманы прохожих и вдруг вытянул шею и глянул украдкой на сухощавую женщину.
— Дошлый, смотри, вон барыня… Наряженная, чо с собачкой, кошель раскрыла и деньги достает. Покажу фокус, может даст копеечку.
Кешка посмотрел в ту сторону, куда показывал Корешок.
— Это ж хватовская Ведьма! Ишь, разоделась! Это ж у нее мы с Ленькой Вулкана украли. Она тебе даст денег, держи карман шире! Ладно, ты все ж попробуй, а мне нельзя.
Ведьма держала в руках цепочку, прикрепленную к ошейнику крошечной собачки. Собачонка была в бархатной попонке с замысловатыми инициалами «М. Д.», обозначавшими «Мушка-Дорогушка». Собачка дрожала на морозе, поджимая то одну, то другую лапку. Женщина что-то говорила своей прислуге, стоявшей рядом с корзинкой в руках.
Корешок, не долго думая, подбежал к Ведьме и снял шапку.
— Будьте милостивы, барыня, подайте, христа ради, копейку на харч. Есть хочется, аж в брюхе бурчит. — Корешок протянул давно не мытую руку.
Хватова поняла, с какой просьбой обратился к ней мальчик, но не показывала виду и продолжала разговаривать с прислугой, ожидая, что попрошайка отстанет. Однако Корешок был не таков, чтобы не испытать все средства и способы разжалобить даму. По опыту он знал, что подобные женщины хоть и богаты, но жадны и тут нужно набраться терпения и прибегнуть к некоторой уловке. Хоть и невесело было ему в эту минуту, когда в ночлежке лежал больной товарищ, он воскликнул:
— Землячка, давай за три гроша я сердешную пропою и потешу твою душу?
Не дожидаясь ответа и согласия, Корешок надел шапку, поправил штаны, лихо развернул плечи и пустился в пляс с вывертом. Он притопывал ногами, волчком кружился налево и направо, ударяя себя ладошкой по затылку и подошвам, и припевал: