Беспризорные. Бродячее детство в Советской России (1917–1935)

– Тебе холодно, Зина? – спросил Тимка.

– Все ворочаюсь и ворочаюсь. Никак заснуть не могу… не знаю, что и придумать, – сказала она… – Вот жизнь собачья! Хоть бы этот проклятый ребенок уж поскорее родился! Да куда там! Я так больше не могу.

Она казалась очень юной, лет четырнадцати, хотя ее исхудалое измученное лицо было желтоватым, с горькими складками у рта. В ее впалых, с лихорадочным блеском глазах, несмотря на страдальческое выражение, было что-то детское. Как и все жильцы подвала, укрыта она была лохмотьями.

– Не волнуйся, вот родится ребенок, тебе сразу станет лучше… – улыбнулся Тимка.

– Знавала я одну, так она богу душу отдала, – сказала Зина, тяжело вздохнув и посмотрев на нас в поисках участия.

– Может, ты его не хочешь, – сказал Тимка, желая ее подбодрить.

– Больше я на такое не пойду, – сказала Зина. – С меня хватит! – И она слабо улыбнулась.

– Не жаль тебе будет оставлять малыша?

– Почему я должна жалеть этого чертова ребенка? – мрачно сказала Зина, как будто разговаривала сама с собой. – Мало я за него страдала? Отдам в приют, пусть там о нем заботятся! Там ему будет лучше.

Вдруг лицо ее исказила гримаса боли. Она стиснула зубы, запрокинула голову, подтянула живот руками и замерла.

– Так лучше. Прилягу, иначе опять начнется, – пробормотала она.

Утром нас разбудили стоны Зины. Она лежала, свернувшись калачиком на груде грязной соломы, обхватив руками живот, и стонала. Лицо у нее заострилось, а широко распахнутые глаза смотрели неподвижно с выражением боли и ужаса.

– Тебе плохо? – Тимка наклонился к ней.

– Я думаю, началось… Я не знаю, – стонала Зина.

– Слушай, Зина, – сказал Тимка. – Может, надо пойти в больницу, пока не поздно?

Зина молча покачала головой.

– Послушай, тебе надо в больницу. Я тебя отведу.

Она резко привстала с груды соломы.

– Я не хочу туда. Хочешь избавиться от меня, гаденыш? – закричала она пронзительно. – Я никуда не пойду. Лучше умереть здесь. Эти мерзавцы убьют меня! – И она снова упала на солому, сотрясаемая рыданиями[166].

Тимка и Коля оставляют Зину одну: что с ней случилось дальше, родился ли ребенок здоровым или умер, неизвестно. Приехав в город, Коля садится на поезд, идущий в Ростов-на-Дону: больше он своих товарищей не увидит.