Бессердечие магов

Сидни хотелось надеяться, что она тоже. Она приложила пальцы к зеркалу. Почувствовала, как его поверхность разжижается под ее прикосновением, почувствовала, как кисти рук в него погружаются. Лезвие, оцарапавшее ее кожу, холод, проникший в ее кости.

Биение сердца Дома. Искажение магии Теней, обвившейся вокруг этого сердца. Ее затошнило от этого прикосновения, но она все распутывала, раскручивала, разворачивала эту магию, пока она не ушла из Дома. Из ее Дома.

Она вытащила руки из зеркала, которое осталось мерцающим жидким серебром.

Взяв небольшой нож и прихватив край своей тени, она откромсала от нее еще кусочек. Тени, как и фаланги пальцев, были сконцентрированным источником магии человека, и раз она не планировала здесь жить, то это самый быстрый способ заставить Дом признать ее магию и выстроить на ее основе свою собственную. Сидни бросила кусок тени в зеркало, а потом произнесла слово, которое пахло горелым стеклом. На ее глазах поверхность зеркала снова затвердела.

– Ты в порядке?

Она ждала. Тишина. А потом:

«Да».

Слово было написано не прежним изящным курсивом, а ее собственной скорописью.

– Вот и хорошо, – сказала она.

А потом посмотрела вокруг: на белизну, на полированные поверхности, на чинную обстановку.

Она прошла по коридору, спустилась по лестнице – и остановилась у самых дверей на улицу. Сказала:

– Это не мой дом. Извини, но я не могу здесь остаться.

И ушла.

* * *

Дом Просперо закрыл за ней свои двери – звук гулко отдался в пустоте.

Ему не хотелось пустовать. Смысл его существования заключался в том, чтобы служить семье, и он видел, как эта семья усохла до… вот до этого: пустых коридоров и закрытых дверей, тонкого слоя пыли, ложащегося вуалью. Без жизни, без голосов, без биения сердец.

Он принадлежит ей – а она ушла.

Ему было одиноко.

Дом взвесил все, что ему стало известно о женщине, которая только что ушла, что он узнал, когда она осторожно приложила руки к его сердцу. Когда она вручила ему кусочек себя. И начал перестраиваться по ее образу и подобию.

* * *

Сидни остановилась в квартале от Дома Просперо. Вот оно: знакомое, ненавистное ощущение зова Теней, скребущееся у нее под кожей. Обрезанные края ее тени горели.

Она знала, что вызов придет, как происходило неизменно. Знала, что вопрос только в том, «когда», а не «если». Знала и то, что вопрос будет оставаться тем же до самого конца Поворота – до тех пор, пока Дом не соизволит признать, что она заслужила свою свободу.

До того момента, когда Дом решит.

С нее хватит решений Дома.

Она сжала магию в кулаках, словно молнию, и зашагала по городу, словно гроза.

На берегу водохранилища она сожгла необходимое количество спичек. Одну. Две. Три. Магия у нее под кожей откликалась на их огонь. Она села в лодку, слушая скрип досок, плеск волн о борта. Ее глаза были устремлены на Дом Теней, выраставший у нее на глазах. Она сосредотачивалась на нем, пока он не стал единственным, что она видела.

Лодка ткнулась в берег – и разлетелась на куски. Она сошла. Тени открыли двери.

Сидни не стала входить. Она встала у порога и высвободила магию, которую крепко сжимала в руках.

– Я бросаю вызов Дому!

Дом отозвался.

Когда для Сидни наступило время покинуть Тени, испытание было суровым. Ей нужно было строить разнообразные заклинания, сложные и тонкие, при самых неблагоприятных условиях. Под холодным дождем. Обессилев. Голодая. Испытывая физическую боль и душевные муки.

Она вышла. Завоевала право на свободу. Но она трезво оценивала свою магию и знала, насколько неуверенной была ее победа: были мгновения, когда все висело на волоске, когда она могла остаться в этих стенах.

Сегодня все было иначе. Сегодня она была ураганом.

Сидни плела чары, которые стали ответом на все то, что ей пришлось вынести за этими дверями. Она произносила слова, которые вспарывали стены, словно лезвия, и вырезали символы освобождения на фундаменте. Она изгибала руки в символах, ослабляющих и разрывающих цепи. Она скрючивала пальцы, разбивая окна, впуская свет, выкрикивая слова сияния, пока все углы не осветились.

Пока все тени не исчезли.

Она поймала нити магии, которые связывали и оплетали, словно паутина, которые дарили спокойствие и легкость тем магам, которые были готовы отправлять других на страдания. Одно слово перерезало эти нити, словно ножницами, – и было подхвачено ветром, проносившимся по Центральному парку штормом, ломая ветки, валя деревья, заставляя людей спешно искать укрытия.

Ангел Вод закачался на постаменте, каменная лилия выпала из его руки и раскололась.

Сидни украла жертвы – те немногие, оставшиеся там, – и перенесла их в отделения неотложной помощи, на пожарные станции. Туда, где можно было оставить нежеланных детей.

Мало освободиться самой. Нужно, чтобы больше никто и никогда не оказался в этой тюрьме.

Сидни выгнула пальцы – и громадные двери треснули и слетели с петель.

Она прошла внутрь.