Бессердечно влюбленный

Упорядоченный, правильный, рациональный мир вдруг полетел к чертям. Точнее, не вдруг, а с постепенного разгона, который начался почти месяц назад — в день, когда Вика вошла в кабинет, и от того, как она красива, в душе ёкнуло. Надо было сразу сказать: «До свиданья, вы нам не подходите!». Но чёрт, мне стало интересно. И проклятые красные туфли! Катя, моя репетиторша-студентка по английскому, такие носила, когда я был ещё мелким, до интерната. Я влюбился в неё по-мальчишески, потому что Катя была красивая, сексуальная и весёлая, слегка без башни. Говорила: «Да плевать на оценки, разве ты умрёшь из-за двойки, ведь нет? Подумаешь, папа будет ругаться — у него такая работа. Мама тебя любит, даже если ты не отличник, а мы с тобой занимаемся просто, чтоб ты болтал и понимал всех-всех, когда отправишься в большое супер-путешествие, понял, Мишутка?». С Катей я правда заговорил, хотя до этого был «ни бэ, ни мэ», я — не гуманитарий ни разу. Как же я ждал этих 16:00 вторников и четвергов! Потому что Катя была свободной до чёртиков. Как и Вика… Отец её уволил. До сих пор жаль.

Кстати, об отце.

Я взял мобильный и настрочил одним пальцем смску в ответ на его мерзкое «молодец»:

«Да пошёл ты! Я на ней женюсь!»

И выключил телефон. Правда, легче не стало. Внутренний голос омерзительно вякнул: «Так она и разбежалась за тебя замуж!». Пофиг. Остынет ведь.

Вика-Вика, глупая Вика…

Я думал, всё под контролем. А теперь почувствовал себя кретином, как мафиози-Урий, который искал у Электроника кнопку, чтобы контролировать. А нету кнопки! Обломись!

По спине пробежали мурашки. Зачем я решил Вику переделывать? Я где-то передавил? Что случилось? Как?! Что произошло, пока я разговаривал с волгоградским поставщиком, между появлением солнца под аркой кухни и фурией с вытаращенными глазами?

Я достал из морозилки бутылку водки, приложил к челюсти. Подержал немного, потом раскрутил крышку и выпил прямо из горла. Обожгло желудок, раскупорил фуагра и пальцем в рот отправил хвалёный паштет. Жирная гадость, не люблю! Грибочков бы и икры, или помидор красный-красный с зелёным луком и чёрным хлебом, и поговорить с Леоном Филипповичем по душам. Только я ему не перезвонил потом, и, вроде, неудобно плакаться, как пацану.

Я отхлебнул ещё водки и застыл, уставившись в чёрный экран телевизора. А ведь и поговорить не с кем, после того, как Ромыч с женой и детьми свалил в Германию. Разве дружат по скайпу? Выпивают пивка под чемпионат, чокаясь в камеру? Орут, болея за своих? Пробовали поначалу. Не то, совсем не то. И наше перебрасывание шутками в What's up — уже не дружба, а вялотекущее товарищество. А больше никого…

Душа заболела, словно её дверью прищемили. Я же один! Вообще один! Я сел на пол у окна во всю стену и выпил ещё водки, наказывая себя жгущей гадостью вовнутрь. За окном прошла блондинка с длинными волосами. Я вздрогнул: Вика?! Нет, какая-то носатая французская мадам.

Зашёл в её спальню, нашу спальню. Туфли не взяла, ноутбук, телефон… А вдруг ей и правда не нужны лимузины-подарки, она же реально сумасшедшая?! А что ей нужно?! Внутри ещё больше похолодело: но как же я найду её теперь — телефон-то тут?! Что-то подкатило к горлу. Всё пахло ею. В этом её магия — она всё околдовывает своим запахом. Я сдёрнул с кровати простыни, сжал в кулаке. Пахнут. Ею. Хоть вой!

Квартира была пустой, как труп. Жизнь вылетела из неё, и вещи превратились в хлам. Я опустился на пол, открыл её ноутбук. Почта, открытое сообщение на французском. Пропустил через Яндекс-переводчик, пробежал глазами и сердце провалилось. Вот оно. Ткнул кнопку на её мобильном. Последние звонки в журнале сообщений: Вениамин, бухгалтерия. Набрал первый:

— Вениамин Сергеевич, Виктория, мой секретарь, звонила?

— Да, — залебезил тот противно, — я ей все сказал про продажи, она ведь для вас собирала информацию?

— Да.

— А вы…

Я отбил звонок. И наглотался ещё водки. До дна почти. Даже не буду в бухгалтерию перезванивать: и так понятно. От работы, водки, этой квартиры и самого себя уже тошнило. Как там она сказала — удав? Неа, Викуля, не удав ни разу! Удав бы тебя не выпустил! Я не удав, я просто пьяный, жалкий, одинокий идиот, с железной стружкой вместо мозгов и лопнувшим пополам сердцем. И я вообще не знаю, что делать теперь.

Я быстро оделся и вышел на улицу. Голова кружилась, дурацкая Эйфелева башня покачивалась, словно надувной промо-человечек на автозаправке. Я засунул руки в карманы куртки и пошёл по Трокадеро, и дальше, куда глаза глядят. Дед учил: если заблудишься на охоте в лесу, расслабься и просто отпусти поводья, лошадка сама вывезет, куда надо. Кобылы нету, меняю на кроссовки, может, сгодятся? На них ведь тоже коники нарисованы…

Глава 19