Бессердечно влюбленный

А потом показалась белая Женева, вся в огоньках, словно в новогодней рекламе Кока-Колы, светлая даже ночью после нашего долгого пребывания в холодной, снежной норе. Нас куда-то повезли. Меня клонило в сон — расслабление после напряжения было тотальным и размазывающим, у Миши тоже. Его папа быстро и громко построил персонал в роскошной женевской больнице, частной, наверное. Врачи засуетились, обращаясь с нами, как с членами королевской семьи. Я, честно, была к такому не готова. Аж неловко стало. Больше всего меня удивила фраза господина Бургасова:

— Это мои дети! Оба! С ними всё должно быть в порядке! Иначе всех разгоню! — интонации при этом были точно такими же, как у Миши на собрании. Только ещё побасистее.

У них все так в семье разговаривают?! Ой.

— Это папина клиника. На его деньги построена, — пояснил Миша тихим сипом, увидев мои расширенные глаза. — Я не могу дозвониться мсьё Одюльмеру. А впрочем, уже и так всё пропало.

— Зато мы живы. Я и Дахе дозвониться не могу. Даже Маню не берёт, заняты чем-то.

— Ничего, завтра на папином самолёте полетим, разберёмся как-нибудь.

— А почему у вас с папой разные фамилии?

— У меня мамина. Я родился вне брака. Когда мне было три года, родители поженились, но у папы были сложности, разборки на государственном уровне. У него хотели бизнес отжать. Там реальная война была, ну, девяностые, всё такое… Он и решил оставить мне ту фамилию, чтобы конкуренты не охотились, и газеты не писали. А потом уже как-то менять не с руки было.

* * *

Нас обследовали на всю катушку, анализы, кардиограмму сделали, и оставили до утра в больнице на всякий случай, предоставив две отдельные палаты, похожие на гостиничные номера класса люкс. Но Миша пришёл ко мне, и мы заснули в обнимку в больничных пижамах на одной кровати. Перед сном я, растворяясь в Мишином тепле, тонула в мыслях. Собственная клиника в Женеве. Свой самолёт. Квартира в Париже. Бизнес-войны, конкуренты, разборки на государственном уровне. У Миши свой завод. У его папы банк и ещё уйма всего. Хм… Это были другие реалии другой жизни.

И тут такая я, с квартиркой на сорок два квадрата, с весьма условным ремонтом, котом, канарейкой и бугенвиллиями, преподаю в своё удовольствие иностранные языки, перевожу и книжки пишу потихоньку. Материала, кстати, набралось за наше путешествие сразу на три.

А потом представилась моя мама со своим фито-садом в горной деревушке, с вырезанным любовно из дерева вороном, карпами кои во врытом в землю жбане, украшенном под японский прудик, печка, которая дровами топится. И мой папа с многочисленными детьми и бывшими женами в друзьях, всеми такими буддо-кришнаитскими, в пути по йоге к просветлению. Что ж, кажется, даже одной встречи «сватов» хватит, чтобы стать незабываемой. Из серии «кошмары» и «трагикомедия». Я заснула, ухватившись за идею, что надо бы свадьбу с Мишей сыграть, скрывшись от всех, чтобы избежать классово-социального конфликта…

Проснулась я от взгляда. За окном было светло и снежно. Валерий Иванович Бургасов сидел в кресле напротив и смотрел на нас с Мишей. Почти с любовью, но очень деловито. Ой, хорошо, что я одета! Миша почувствовал, что я встрепенулась, и тоже проснулся. Обернулся, крякнул спросонья.

— Папа?!

— Ну, дети, — сказал Валерий Иванович. — Довольно спать. Я решил. Свадьбу будем праздновать в Петербурге. В Шереметевском дворце. Там вполне прилично.

— Э-э, а ты не хочешь нас спросить? — спросил Миша, протирая глаза.

— Так, сын, не будем снова про снег и бамбук. У нас не «Что? Где? Когда?». Я уже за вас подумал. И всё решил.

Я моргнула, натягивая на себя одеяло. Странно, что он мнение изменил. Я чего-то не знаю? И ведь вряд ли скажет…

— Вот видишь, твоя Вика согласна, — сказал Валерий Иванович, вставая. И погрозил мне шутливо пальцем: — Будет не согласна, отберу у тебя завод и по миру пущу. Просыпайтесь, дети, сейчас принесут завтрак. Если не понравится, скажете. Уволю тут всех к чертям собачьим.

Он вышел, оставив нас смотреть друг на друга и хлопать ресницами. Миша первым подал голос:

— Тебе не кажется, что пора делать ноги? — и тут же бодро вскочил с кровати.

— Да, и быстро. А то нам сейчас будут насильно причинять добро.

— Пока не взвоем. До хруста в рёбрах и дырки в темечке.

Я хмыкнула:

— Нет, Шереметевский дворец, ничего, конечно.

Миша закатил глаза к потолку. Я прыснула, выбираясь из тёплой постели:

— Для экскурсии. Но лучше жениться где-нибудь тихо, быстро и безболезненно.

Миша притянул меня к себе:

— Ты — мой человек.

— Твой, — ответила я. — Только не превращайся в папу. Обещаешь?

— Обещаю.

— Смотри, я буду следить.

— Но на работе я всё равно всех буду кошмарить, — хмыкнул он, — если завод не успеют отобрать.

— Миша! — с укоризной воскликнула я.

— Не волнуйся. Я буду празднично и со вкусом раздавать всем люлей, и приходить домой расслабленным и спокойным.

— Иначе никак?

— Неа, — сделал он смешную гримасу. — Я ведь профессиональный удав.

И тут позвонила Даха и потребовала громкую связь.