Бессердечный ублюдок

— Я могу принять меры предосторожности. Я даже могу справиться с насилием. — Я достаточно насмотрелась на него. — Я просто не хочу лжи. — Я не знала, что имела в виду, произнося эти слова, но выражение его лица подсказало, что, возможно, он понял. Но он все равно ничего не произнес, и я почувствовала, что мерцание в его глазах говорит мне, что он не может обещать мне правду, несмотря ни на что.

Я прочистила горло и снова повернулась лицом к городу, дрожь охватила меня.

— Можно ли пойти в мою квартиру и забрать оставшиеся вещи? — Не знаю, ожидала ли я, что он скажет, будто скоро туда вернусь, и мне не нужно будет забирать свои вещи, но он молчал так долго, что я оглянулась на него. Он все еще наблюдал за мной, но выражение его лица было противоречивым.

— Скажи мне, какие вещи тебе нужны, я заеду и возьму.

Теперь настала моя очередь молчать долгие минуты.

— Не обижайся, но я обычно жду третьего свидания, прежде чем заставить парня рыться в ящике с моим нижним бельем, — поддразнила я, но по тому, как расширились его зрачки после моих слов, весь юмор покинул меня. Его выражение лица было настолько напряженным, что по рукам и ногам побежали мурашки. Я снова задрожала.

Когда он поднял руку и провел большим пальцем по моей щеке, я закрыла глаза и склонилась к его прикосновению. Он ощущался так хорошо, его кожа была теплой, а рука — большой.

— Я бы убил любого, кто пытался бы забрать тебя у меня.

От его слов у меня быстрее забилось сердце. Я не знала, что он сказал, но он прошептал это так искренне, с таким чувством собственничества внутри, что я поняла: все, что он только что сказал, — чистая правда.

— Ты только что сказал, что я не стою всех этих проблем? — Мой голос был легким, или, по крайней мере, я пыталась облегчить внезапную тяжесть, которую чувствовала.

Он не ухмыльнулся, не сделал ничего, кроме как уставился на мои губы, которые мне вдруг захотелось облизать.

— Дай мне знать, что тебе нужно, и я позабочусь о том, чтобы ты это получила. Все, что тебе нужно, — серьезно произнес он, не отрывая взгляда от моего рта.

А потом он повернулся и оставил меня стоять на месте, и какая-то часть меня знала, что он заставил себя уйти, потому что если бы он этого не сделал, — я была уверена, — эта ночь закончилась бы совсем по-другому.

Например, со мной в его постели.

16

Арло

Утром я получил сообщение от Дмитрия.

«Мясник и сын. Полночь.»

Какая-то часть меня не собиралась идти. Я ничем не был обязан этому ублюдку. Я не работал ни на него, ни на его отца, и все же мрачное любопытство наполняло меня вопросом, зачем старшему Леонида понадобилось говорить со мной. И если мы делали это на старой скотобойне, то было ясно, что ему не нужен свидетель. Он не хотел, чтобы Пахан узнал.

Я подогнал машину к задней части старого здания и заглушил двигатель. Я взял два пистолета, глок и беретту, и засунул один в пояс брюк, а другой — спереди. Я поправил куртку и вылез наружу, уже пристегивая к телу три ножа, спрятанные, но легкодоступные.

Я не доверял ни одному из этих ублюдков.

Едва переступив порог склада, я почувствовал на себе пристальный взгляд и обнаружил Дмитрия, прислонившегося к одной из ржавых стен по бокам. Тени обнимали его, как старого друга, приветствуя его возвращение в битву.

Вокруг него вились клубы дыма, конец сигареты загорелся в темноте, вспыхнув ярким оранжевым светом, когда он сделал затяжку. Он выдохнул, и эти нити превратились в густое облако перед его лицом, а затем рассеялись.

Хотя было видно только Дмитрия, я знал, что его брат находится рядом. Они никогда не находились далеко друг от друга. Несмотря на разницу в возрасте всего в год, они вели себя скорее как близнецы, чем как родные братья, зная, что думает другой, что чувствует другой, как отреагирует. Это было чертовски жутко.

— Твой брат может в любой момент вылезти из той темной дыры, в которой он сейчас находится, — я говорил негромко, зная, что Николай услышит. Я направился к Дмитрию, следя за любыми едва заметными изменениями в его позе и прислушиваясь к окружающим звукам, чтобы определить, где находится его брат.

Братья Петровы были молоды, им было около двадцати, но я знал, что они пережили многое из того, что творилось в преступном мире, как и я. Это ожесточило их, лишило нормального сочувствия и человеческих чувств к окружающим. Это вытравило из них тот свет, который мог бы в них прорасти, до такой степени, что у них не было ни малейшего шанса когда-либо его постичь.

Так было и со мной, так я себя чувствовал. Я всегда предполагал, что умру в темной дыре, где навсегда останусь один, и грязь укроет меня, чтобы никогда не было шанса выползти из нее.

Я вспомнил Лину в своей квартире. Мой свет. Она сделала этот свет достижимым, досягаемым. Реальным. И поэтому я сделал бы все — все, что мог, — чтобы мой мир не коснулся ее.