— Ты убиваешь людей, чтобы заработать на жизнь? — я прошептала эти слова, не понимая, почему спрашиваю об этом именно здесь и сейчас. Но они лились из меня, как из открывшейся раны, истекая кровью.
Арло молчал так долго, что я боялась, что испорчу вечер, и он никогда не ответит. Сегодня, после того как я доверилась ему, все было так странно; потом, во время ужина, все стало на свои места, как будто все, о чем он думал, улетучилось, и он смог расслабиться.
— Думаю, ты уже знаешь ответ на этот вопрос, — ответил он.
Я медленно кивнула. Да, я знала ответ, и он не вселял в меня страх, не заставлял смотреть на него по-другому.
— И ты убьешь того, кто хочет причинить мне вред. — Я не задала вопрос, потому что знала, что он убил того пьяницу ради меня, чтобы обезопасить и убедиться, что этого больше не случится. Я уже знала ответ, но мне хотелось, чтобы он подтвердил его, рассказал еще раз… чтобы показать, что я такая же испорченная, как и он, потому что мне
Он гладил меня по щеке так мягко, так нежно, что это противоречило самому его характеру, тому, каков он был внешне. Какая-то часть меня знала, что этот человек был хорошим — не по своей сути, не до глубины души, — и все же он был нежен со мной, даже добр. Он относился ко мне лучше, чем кто-либо другой.
— Я больше никому не позволю причинить тебе боль. — Его большой палец на моей щеке убаюкивал.
Долгие мгновения мы просто находились в таком положении, и странное, уютное ощущение наполняло меня. Как будто именно здесь я всегда должна была быть.
— Я забыл кое-что внутри. Сейчас вернусь, — его голос звучал как-то странно, слишком низко и спокойно… слишком сдержанно. Он протянул мне ключи от машины. — Заведи ее и оставайся в тепле. Держи двери запертыми, хотя никто тебя не побеспокоит. — Он сказал это с такой уверенностью и убежденностью, что я не могла ему не поверить.
Он долго смотрел на меня, а потом протянул руку, чтобы прикоснуться к моему лицу. Я инстинктивно склонилась к его прикосновению и позволила глазам закрыться.
— Все будет хорошо. — Я открыла глаза, не понимая, о чем он говорит, потому что многое было
Я кивнула еще до того, как поняла, что совершила действие. Мое тело уже без сомнений знало, что слова этого мужчины — правда. Он наклонился и поцеловал меня страстно, со всей силой. Он погубил меня самым лучшим образом. И когда он прервал поцелуй и встал, закрыв дверь и глядя сквозь тонированное стекло так, словно заглядывал прямо в душу, я поняла все это так ясно, что у меня перехватило дыхание.
С ним я всегда буду в безопасности, и это должно было меня пугать, ведь это означало, что Арло еще опаснее, чем те монстры, которые охотились за мной.
20
Арло
То, что я не убрал Леонида всего несколько мгновений назад, когда он был слишком близко к Галине — когда он смотрел на нее так, словно раздевал глазами, — отняло у меня всю мою сраную силу воли.
Я не хотел оставлять ее в машине, хотя и знал, что она в безопасности. В этой части города никто не стал бы с ней связываться. Никто не посмеет даже взглянуть в ее сторону, зная, что она со мной. Эта часть Десолейшена была территорией Братвы. А значит, преступность, не связанная с русскими, была практически нулевой.
Я вернулся в «Василий» и увидел, что Аким негромко разговаривает с барменом.
Аким оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, кто вошел, и, увидев выражение моего лица и молчаливую команду, которую я ему дал, медленно кивнул и подошел к входным дверям, защелкнул замок и наклонил подбородок к задней двери, давая понять бармену, что пора уходить. Хотя он и не знал,
Дело шло к развязке, и если он не хотел оказаться на прицеле, то ему пора было уходить.
После встречи с Дмитрием и Николаем в «Мяснике и сыне» и полного ознакомления с их планом в отношении отца мне не нужно было думать о том, что нужно делать. Выбора не было. Я планировал убрать Леонида еще до разговора с его сыновьями. Просто еще заранее не было спланировано,
Леонида необходимо было убрать, чтобы уберечь Галину. Мне было наплевать на внутреннюю борьбу за власть в семье Петровых и на то, что у них происходит за кулисами с итальянцами. Единственное, что меня волновало, — удостовериться, что женщина, которая принадлежала мне, которую я защищал ценой своей жизни, никогда не подвергнется опасности. Особенно из-за меня.
Дмитрий рассказал мне, что его отец приходил в «Василий» каждую неделю в одно и то же время и всегда уединялся в задней комнате, чтобы поесть. После еды — и пары насильственных половых актов с женщинами, которых приводил с собой, — он возвращался в свою квартиру, которая тщательно охранялась и имела слишком много свидетелей, и вытворял с женщинами немыслимые вещи, пока они не возвращались домой на следующее утро, покрытые синяками, ссадинами и совершенно обездоленные в таких количествах, о которых они даже не подозревали.