— Я не хочу мстить, Арло. — Я положила голову ему на грудь и провела пальцами по одной из его многочисленных татуировок. Под темными чернилами виднелись шрамы, покрывавшие его кожу.
Он молчал несколько долгих секунд, прежде чем наконец сказал:
— Я собираюсь сделать мир безопасным для тебя, даже если придется убить всех, чтобы это стало реальностью.
Его рука вокруг меня сжалась, как будто ему нужно было знать, что я все еще здесь.
— Тебе не нужно просить, нуждаться или желать моего возмездия, Галина. Ты получишь его от меня непременно. Ты всегда получала его с самого начала.
Мне следовало бы его опасаться, но я не боялась и знала, что у меня никогда не будет для этого повода. Отговаривать его от чего бы то ни было, особенно от чего-то подобного, что заставило человека, который явно был рожден в крови и насилии, вцепиться в него, как голодный зверь, было бы все равно что пытаться разнять двух дерущихся собак. В конце концов, я бы только пострадала, хоть и не преднамеренно.
22
Арло
Сон так и не пришел, ни после убийства Леонида, ни после того, как я завладел Галиной. Я обнимал ее часами, ее мягкое тело прижималось к моему, сладкий аромат, которым пахли ее волосы, заполнял мой нос при каждом вдохе. Ее возбуждение и девственная кровь, высыхающая на моем члене, напоминали о том, что я не заслуживаю ее, но не могу позволить ей уйти.
Я постоянно прикасался к ней, мои пальцы двигались по ее руке, по спине, убирали пряди шелковистых темных волос с ее лица, только чтобы я мог смотреть на нее и наблюдать, как она спит.
Я никогда не считал себя счастливчиком. Этого не давала жизнь. Я скреб дно бочки, чтобы выжить, когтями выбирался из засыпанной могилы с грязью под ногтями и кровью на теле, лишь бы дожить до следующего дня. Но когда я смотрел на спящее лицо Галины, считал каждую длинную густую ресницу, образовавшую темные полумесяцы на ее алебастровой коже, я впервые в жизни понял, что мне повезло. Потому что она была моей.
Я боялся, что мои бурные эмоции и напряжение в теле разбудят ее, поэтому последний час сидел за столом и чистил пистолет — кропотливая работа помогала успокоить бушующие внутри меня эмоции. Они были чужими, не такими, какие я когда-либо испытывал или хотел, и все из-за Галины. Теперь, когда я ощутил их вкус, мне уже не хотелось, чтобы они исчезли.
Я слышал, как она шевелится, представлял, как простыни скользят по ее гладкой, обнаженной коже. Я был твердым, с тех пор как она заснула в моих объятиях, положив голову мне на грудь, а ее шелковистые волосы рассыпались по моей груди.
Мой член пульсировал, яйца болели. Я хотел ее снова. И снова, и снова.
Я почувствовал, как мышцы напряглись еще сильнее, когда на меня с новой силой обрушилось желание трахнуть Галину. Я хотел запутаться рукой в ее волосах и откинуть голову назад, зарываясь лицом в изящную линию ее горла.
И как будто мои мысли призвали ее ко мне, она вышла из прихожей, белая простыня обернулась вокруг изящных изгибов ее тела. Простыня была скомкана прямо над грудью, а одна рука держала ее, как мне показалось, в судорожном захвате.
От ее вида у меня что-то сжалось в груди, что-то мощное и опасное. Необратимое.
Я отложил предмет, который чистил, и отодвинул стул. Достаточно.
— Иди сюда.
Я видел, как напряглись ее соски под слишком тонкой простыней, когда мои слова подействовали на нее. Она молчала, подавшись вперед, материал мягко волочился по твердому дереву, шорох наполнял густую тишину.
Она остановилась в паре футов от меня, пульс у самого основания ее уха подсказал, как ее тело отреагировало на меня. Быстрый. Неустойчивый.
— Подойди ближе,
Ее глаза опустились на мой член, и она увидела, какой я уже твердый для нее.
А потом она позволила простыне упасть, и ее тело обнажилось и стало мягким, огни города за окном скользили по ее коже, тени играли на идеальных линиях и изгибах ее форм.
Она сделала еще один шаг ко мне, и еще. Я не мог остановиться, даже не пытался сделать вид, что контролирую себя, когда дело касается ее. Я протянул руку и обхватил ее талию, впившись пальцами в ее мягкую плоть. Слишком сильно, слишком решительно. Завтра останутся следы. Но я не мог найти причин для беспокойства. Я хотел, чтобы эти синяки покрывали ее мягкое, хрупкое тело. Я хотел, чтобы она могла смотреть на них и знать, что получила их из-за меня… потому что она моя.