Бессилие и ужас в театре кукол (СИ)

Идти было совсем недалеко, всего лишь десяток ступеней, а может и меньше. Они спустились на пролёт меж этажами, завернули и опустились ещё на парочку ступеней вниз, а оттуда уже можно было разглядеть, что происходит. Там, внизу, находился блок с буйными пациентами, что смеялись по ночам, а потому проход на лестничную площадку был перекрыт старыми, но очень толстыми прутьями решётки, за которыми, однако, можно было без особых трудностей рассмотреть немалую часть их блока. И ныне в этом блоке происходило странное и, на удивление, задорное представление.

Психи, выстроившись в подобие шеренги, взяли себе по самодельному музыкальному инструменту и стали играть. Играл каждый, притом кто на чём горазд: один даже выделывал простенькую мелодию, стуча ладонями по вздувшемуся животу своего друга. И все они дружно пританцовывали и мурлыкали себе под нос какую-то бессмысленную песню. От удовольствия психи даже позакрывали глаза и расплылись в широчайших улыбках. Чем-то эта музыка напоминала вальс, такой лёгкий и непринуждённый. Но конечно, в отличие от обычного вальса, он сильно отличилась и имел незаурядную магическую атмосферу, вызванную по большей части спецификой музыкальных приборов. Невольно даже головы Марка с Колей стали качаться из стороны в сторону в такт музыке. Вдруг на импровизированную сцену, прямо в центр коридора, вышла небольшая кампания из мужчин и женщин. Они танцевали особенно энергично: весело качали задом и прищёлкивали пальцами. Лицо у них, конечно, расплылись в улыбках настолько, что напоминали Марку, почему-то, омлет. Двигались они синхронно и слаженно, отчего было очевидно — эти люди уже давно практикуют такие вечеринки. Вот вся кампания стала медленно кружится и тыкать пальцами в окруживших их музыкантов. А вот они собрались во что-то вроде паровозика и пошли вдоль рядов пациентов. И вот так, не торопясь, эти танцоры купались в лучах светодиодных ламп, почему-то даже глубокой ночью включенных, хотя этажом выше их выключали.

— А что… задорно, — сказал Коля, глянув на Юмалова, который с большим скепсисом смотрел на происходящее и очень напрягся.

К этому момент из компании танцоров выделился один человек. Это был длинноволосый мужчина с большим выпирающим вперёд животом, на который едва налезала несчастная рубашка. Всё ещё танцуя и прыгая под музыку, он стянул с себя рубаху, оголяя волосатую грудь, и стал забавно трясти животом вверх-вниз, отчего Белый сконфуженно засмеялся, а Марк растерялся и нахмурился ещё больше. И тут этому мужику поднесли, как поначалу подумали подростки, какой-то музыкальный инструмент. Издали он очень даже напоминал простенький фагот. Но мужчина вовсе не собирался на нём играть. Немного ещё покрутившись в танце, он поудобнее перехватил этот самый «фагот» и, размахнувшись, со всей силы всадил его заострённый конец себе в брюхо. Даже до ушей Марка через весь коридор донёсся жуткий чавкающий звук, с которым его живот распоролся. Тёмная, вязкая кровь плотным ручейком полилась на пол и уже совсем скоро превратилась в большую лужу. Сам мужик задрожал, но не перестал пританцовывать, а также пытаться запихнуть оружие в себя ещё поглубже. Правда танцы его были уже не так забавны и легки. Кровь была уже повсюду: на его руках, ногах, животе; она хлестала даже из его рта. А весёлая и энергичная музыка придавала всему этому действу чудовищный, сюрреалистичный вид. Мужик попытался сделать пируэт, но тело его содрогнулось, он подскользнулся и плюхнулся задом в лужу собственной крови. Из его горла наружу полилась тёмная жижа, сопровождаемая хрюканьем. В этот музыка на пару секунд прекратилась, ведь весь блок взорвался тем самым хохотом, который слышал Марком в течение каждой ночи пребывания в этой больнице. Затем музыка вновь заиграла, а мужик поник и, кажется, умер. Марк уже было подумал — всё. Но тут из ниоткуда появились люди, одетые в медицинскую форму. Они протолкались меж больными, подбежали к трупу, подхватили его и стали утаскивать.

— Пиздец, — прошептал Коля.

Юмалов молча кивнул и отвернулся от решётки. Так же молча он стал подниматься обратно наверх. Белый тоже дурак не был и поспешил следом. Они торопливо вернулись в палату. Всё так же молча. Юмалову просто хотелось забыть это. Но пока что та сцена ярким пятном висела перед его глазами и говорила с ним. О, вещи, что она говорила мальчику были нестерпимы. «Видишь? Это даже не изнанка. Это реальность. Или хочешь сказать, что это не так? Хочешь сказать, что этот мир все ещё не настоящий? Посмотри, как это было отвратительно, как это было натурально и безумно, неужели такое могло случится в не реальном мире? Мог ли создать кто-то нечто настолько ужасное? Нет, это реальность. Это правда. И ты живёшь в этом мире. В мире, где все настоящее», — это говорил мальчику образ, но он не слушал. Мысль совершенно противоречащая этому роем мух летала вокруг его глаз, и он был ею поглощён.