Бессилие и ужас в театре кукол (СИ)

— А, да. После того случая я сразу бросил эту девчонку, а через пару дней мне написал её парень. Было что-то в духе «Эй, петух, побазарим один на один?». Как-то так, я не помню, но я тогда лишь глаза закатил, прочитав. Недолго думая, пересылаю ей это. Она говорит: «Просто заблочь его». Почему-то сделал, как она сказала, даже не задумавшись. А чуть позже выяснилось, что этот парень и куча его дружков меня ищут. Они караулили меня у школы, следили за мной, пытались выяснить, где я живу. Для меня всё было скорее игрой, и три дня я прятался от них, будто в фильме про шпионов. Но… на третий день одиннадцать человек встретили меня на выходе из подъезда.

— О боже! И как закончилось-то?

— Было три человека, которые вышли именно разговаривать. Сам парень и два его друга. Один из них лишь постоянно поддакивал всему, а второй непрерывно болтал что-то невразумительное и повторял одну и ту же фразу: «Нельзя лезть к чужой девушке».

— А сам этот парень-то чего?

— Он просто стоял. Даже чуть позади двух других и лениво осматривал траву под своими ногами. Мне почему-то кажется, что ему всё это даже не надо было, его просто заставили друзья. Это читалось в его глазах, хотя, признаюсь честно, я тогда был слишком напуган, чтобы читать что-то в чужих глазах, но не слишком, чтобы нагло улыбаться, из-за чего чуть не началась драка. Благо мы всё-таки разошлись мирно, а я так и не понял, зачем это было… наверное, чтобы самим себе показать, что они не оставили дело просто так, не решённым. М? Как думаешь?

— Наверное… Эй! Почему ты постоянно в окно смотришь? Смотреть надо в глаза, когда разговариваешь. Что там?

— Видишь старушку? — к тому времени уже наступил вечер и улыбающаяся женщина вновь начала свой длинный монолог с отражением.

— Вижу.

— Нравится она мне.

— На мою маму похожа.

— А что она? Хорошая была женщина? Расскажи о ней, что ли, — он только чуть позже задумался о том, почему сказал именно «была», словно уже заранее знал всю историю.

— Мать моя… такая же, как и у всех, мне кажется. Я ещё помню себя совсем маленькой, в такой же маленькой квартире, и до того там много людей было! И вечно внутри стоял запах человеческих тел, их пота и гомон такой, даже ночью. Днём же мне и побираться приходилось… ну да пустое оно! Тебе про это слушать, наверно, неинтересно, ты прости.

— Нет, я с удовольствием всё выслушаю, — а ему и правда хотелось послушать, так что это сказано было не из простой и сухой вежливости, как то обычно бывает.

— Так вот. Мать моя тогда ещё пыталась то туда, то сюда, где подзаработать, где даже и украсть. Она, впрочем, родила меня: ещё молода была. Молодая и красивая, куда же ей было идти, кроме как в проститутки? Оно и ладно, я не осуждаю, никто не осуждает, помимо дураков, все это понимают. Да вот только оно как бывает?.. Все деньги стали уходить на платья, косметику и прочие «завлекаловки» для клиентов, не так ли? Та-ак. Жизнь сильно лучше не стала, а страдали мы уж чуть ли не больше. Очень мне это напоминает историю Сонечки Маремеладовой у Достоевского, читал, может? Она там тоже… за сущие копейки свою душу продала, жизнь свою на заклание положила. Грустно это… ну да ладно. Я хотела сказать тебе о том, что после этого, хотя толку-то и не было, мама посчитала себя героиней. Ну и ладно, пускай хоть такая радость у неё будет. Да вот только, когда человек считает себя жертвой, полагает, что на заклание себя ради других положил и всё-превсё отдал, он ведь и на мир иначе смотрит. Такие люди, которые считают себя благодетелями, хотят, чтобы те, кого они «спасли», пресмыкались перед ними, и всю-всю жизнь свою благодарны были, и на коленях от этих благодарностей ползали, ноги вылизывали. Едва ли такое когда бывает… вот эти люди и выходят из себя, в истериках кричат, покоя с миром не находят. Мать моя такая же была. До того себя довела, что и померла скоро. Оно так, я думаю, вообще с большинством родителей. Многие случайно, в молодости, рожают. И, думаю, так: «Я ребёнка родил, дал ему жизнь, молодость на него свою погубил — всё ему отдал, а это значит, что он ныне мне должен быть весьма и весьма благодарен! И вообще даже не просто благодарен, а рабом моим, фактически как… как шкаф! Я шкаф купил, пускай он выполняет все мои прихоти, так?». Но никто, никто! Не допускает и мысли о том, что дети ничего этого не просили ни-ко-гда. Дети — это не неблагодарные существа, не понимающие вложенных в них жертв, а… а сами жертвы, на которых навешивают груз ещё больших жертв. И всё так и идёт: жертва на жертве, а толку да смысла — ноль. Грустно это, очень грустно!

— И совсем это не грустно, — возразил он, но не потому, что действительно был не согласен, а потому, что ему захотелось не согласиться. Часто такое бывает у людей: что-то может быть не так с лицом собеседника, а цепляются они к его словам. — Это — никак. Оно просто есть, а уж грустный характер ты этому сама придумала. Грусти не существует до тех пор, пока тебе в голову не взбредёт, что ты её чувствуешь. Ты создаёшь её себе сама.