Бессилие и ужас в театре кукол (СИ)

— Тоже на это надеюсь, — сухо и немного резко ответил мальчик. — Однако зачем ты это сделала?

— Что? Подошла? Ну, скучно тут, а ты показался человеком интересным, — она пожала плечами.

Марк немного улыбнулся, и они стали уже вдвоём ходить взад и вперёд по коридору, да говорить обо всяких не очень-то интересных либо важных вещах.

— А сколько ты тут уже находишься? — Спросил Юмалов.

— Месяцев шесть, но это я тут уже во второй раз. До того, где-то пару лет назад, тоже с полгода пролежала. — Сказала она и, увидев, как Марк поморщился, поспешила добавить, — ну, жить тут не так уж и плохо, я должна сказать.

— Это почему так?

— Кормят бесплатно, крыша над головой, вон, даже баню топят. Кстати, завтра, говорят, ваш блок пойдёт, может, отдохнёшь, а то выглядишь ты очень и очень больным.

— В баню-то? Что-то мне это не нравится… Ладно, не важно. Так значит, вне больницы у тебя какие-то проблемы с…

— Едой да крышей? — Перебила девушка Марка. — Есть немного. А порой очень даже и много… ну, проблемы, они ведь у всех бывают?

— Ах! Господи, несчастное ты существо! Мне тебя стоит пожалеть? — Марк произнёс это довольно оскорбительным и грубым образом, но Полина, кажется, и не заметила этого, увлечённая чем-то другим. Однако сам же Марк устыдился своих непонятно откуда взявшихся раздражения и злобы. — Ну да ладно, красавица, извини.

— Эй, я надеюсь, ты ко мне подкатывать не собираешься? — встрепенулась она и недовольно посмотрела на юношу.

— Ну уж нет, мне одного раза уже хватило. Больше не надо, спасибо, — как-то лениво сказал Марк и припал лицом к окну, высматривая там старую женщину, говорящую с самой собой.

— О, расскажи об этом! Окажи услугу, пожалуйста, а то я уже и не знаю, о чём поговорить можно, а обратно в палату мне та-а-ак не хочется, там все эти бабульки такие жуткие… лучше уж разговаривать… да, разговаривать. Но, — она поспешила добавить, — я, конечно, не настаиваю. Если не хочешь — не надо.

— Ну… что сказать? Знаешь, как оно бывает? Вот в какой-то момент, лет в тринадцать наверное, тебе внезапно начинает казаться, что ты уже достаточно взрослый для отношений и тебе они срочно-срочно нужны, прямо-таки жизненно необходимы. И в это время ты начинаешь искать любой удобный случай. Так и я нашёл себе какую-то неизвестную девчонку. Мы поговорили с ней пару дней в интернете и пошли в кино. После кино я сразу же ей и сказал: «Ну, я тебя, наверно, люблю», а она в ответ: «Я тогда тебя тоже», — тут Марк не выдержал и рассмеялся, сбившись с повествования. — Так и начались эти до ужаса нелепые отношения. Первую неделю мы просто гуляли и даже почти не говорили друг с другом. Просто выйдем на улицу, пройдёмся туда-сюда, минут пятнадцать максимум, и по домам. А чуть позже, спустя время, мы остановились в каком-то переулке, и я понял — надо целовать. Целую. Ещё целую и думаю: «А когда надо остановиться?». И не понятно ничего от слова совсем. И вот стоим, целуемся уже больше часа, мне уже неловко настолько, насколько это вообще возможно. И в голове повторяется: «Когда там уже хватит? Не слишком ли? Ну, она вроде не останавливает, значит нужно ещё». А потом у неё звонит мобильник. «О, это мой парень», — говорит и спокойно так начинает с ним разговаривать.

— Серьёзно? — Девушка рассмеялась и стала неуверенно крутить в руке колпачок от ручки.

— Да-а, а это только начало истории. Весело, конечно, сейчас вспоминать, я тогда ещё совсем ребёнком был. Хотя и сейчас тоже…

— А сколько тебе лет?

— Не помню… может… ну, наверняка больше тринадцати, и я почти уверен, что меньше восемнадцати, — пробормотал он торопливо, всё ещё прижимаясь к окну и сверля его взглядом.

Вдруг позади послышался шум битого стекла. Марк с Полиной разом обернулись. У будки стояла Единица и, будто каменная гаргулья, смотрела на разбитые колбочки под её ногами. В колбочках этих были лекарства для больных, которые должны были их успокаивать, но теперь все они растеклись по полу. Видно, кто-то из пациентов неаккуратно прошёл мимо, пока Единица несла это в будку, и толкнул её. Несколько секунд ничего не происходило, а потом женщина выгнулась, заломала себе руки и истошно завопила, как вопит сирена. «Наверно, именно так гаргульи и должны кричать», — подумалось Юмалову. В какой-то момент она уже настолько выгнулась, что Поля испугалась, будто Единица вот-вот себе сломает спину.

— Да как вы смеете! Дрянь, ублюдки, гады, дерьмо, дерьмо! Я тут постоянно спину ломаю, получая одни лишь ругательства в свой адрес, а вы мне всё портите, сволочи! Ненавижу! Даже, сука, донести это сраное дерьмо не дадите спокойно! Вы меня подставить хотите! Вы меня все ненавидите! Это бесчестно! О, где же в этом мире находится че-е-е-есть, — кричала она. Затем Единица вдохнула в лёгкие побольше воздуха и заорала с новой силой. Скоро Марку стало скучно это наблюдать, и он вновь отвернулся к своему окну.

— Так… ты же сказал, что это была не вся история?