Оставив секунданта у края рва, Вирт приближается. Роль судьи выполняет сам командующий Сухопутными войсками Стивенсон. И это еще одно доказательство, что дворянам плевать на запреты на поединки. Не для этого они меридианы качают. Как в волчьей стае — кто сильнее, тот и прав.
— Никакого убийства, — строго говорит Стивенсон. — Иначе устрою вам военный трибунал. Будьте достойными рыцарями. Поверженного врага не добивать. Сражаетесь до потери сознания противника, либо пока он не сдастся. Понятно, сэры?
— Да, Ваше Высокопревосходительство, — подлизывает Вирт начальству упоминанием генеральского титула.
— Понятно, — киваю. Про трибунал Стивенсон преувеличил, конечно. Какой суд, когда он сам участник поединка? Просто попробовал припугнуть.
— Файт! — командует Стивенсон.
Вирт наполняет меридианы живой, дело трех секунд, но я не даю Полковою шарахнуть огненными техниками. Выпускаю шаровую молнию, и синий шар бахает его в грудь, сбивая с ног. Доспех мерцает. Подбегаю к упавшему лорду. Он неистово орет от боли, при этом пытаясь достать меня ступней. Я отскакиваю — на теле Огнеупор, а не Бригантина, поэтому физические повреждения не желательны. Вскакивая и шатаясь, Вирт умудряется провести незатейливую, но быструю комбинацию. Земля под моими ногами раскаляется, глина плавится, вырвавшиеся огненные языки охватывают ноги. Меня окутывают клубы пара, в которые превратились лужи.
Вирт ухмыляется. Думает, что мне горячо? Забавно. Решаю подыграть рыжему. Пусть покажет всё, на что способен.
— Сдохни, варвар, — кричит лорд и хлопает в ладоши, правда, я не понимаю зачем.
Видимо, для большего эффекта, потому что в следующую секунду на меня обрушиваются валы красного пламени. Клубы пожара охватывают мое тело, голова пылает, как свеча. Народ с криками отбегает от огня. Аяно достает катану и двумя взмахами тушит подобравшийся к ней фонтан огня, но не отступает ни на шаг.
— Роберт! — кричит Стивенсон Вирту. — Я сказал без убийств! Убери огонь!
— Не нужно, — вдруг говорю из сердца стрекочущего жара. — Не останавливайте бой, лорд.
Мой спокойный тон из утробы адской печи заставляет Вирта вздрогнуть. Охи удивления вырываются из толпы — большей частью оттуда, где британцы, русские-то уже знакомы или наслышаны обо мне.
— Бесонов? — сощурив глаза, Стивенсон пытается разглядеть меня среди ярких всполохов. — Вы ранены?
— Нет, даже не нагрелся, — я выступаю из огненного столба и предстаю перед офицерами, покружившись. — Убедились? Разрешите продолжать клоунад…э-э…поединок.
Игнорирую шокированные взгляды британцев. Я еще вас всех к ногтю прижму, гордецы гребаные. Вирт у рва впопыхах пытается создать огненное копье, но дрожащие руки мешают.
— Продолжайте, — вздыхает Стивенсон. — Только помните — без убийства, князь.
— Да помню-помню, — моя ладонь машет командующему. — Вы же католики, у вас постоянно «не убий», зато калечь сколько хочешь.
— Калечить можно, — охотно соглашается Стивенсон. — Для этого есть Целители.
— Жалко нет некромантов.
Возвращаюсь обратно на сожженный луг, иду прямо сквозь стену пламени. Гифер скрипит, перестраивая Огнеупор, увеличивая плотность скреп.
Вирт бросает заготовленное копье. На лету оно дробится на еще десяток пылющих комет. Огненные струи в бессилии соскальзывают с Огнеупора, а я продолжаю наступать по печеным углям, в которые превратилась глина.
Вирт пытается отступить, но я уже близко. Вспыхивают Когти. Снопы молний взрывают землю вокруг бриташки, не трогая его самого. На плечо Вирта падает моя рука.
— НА.КОЛЕНИ.
Он бахается, обессиленный, и смотрит вверх неверящим взглядом. Ноги резко перестали слушаться? Бывает.
— КТО. ГОВОРИЛ. О ЧЕСТИ? — указываю Когтями на штаны лорда. Темное пятно медленно, но верно разрастается на ткани. — КТО. ГОВОРИЛ. О. ДОСТОИНСТВЕ?
Из глаз рыжего брызгают слезы. Титаник протек еще и в верхней палубе.
— Сука, — рычит он, сжимая кулаки и пытаясь совладать с собой. — Я всегда всего боялся. Боялся, но шел на бой. А сейчас не могу даже подняться. Почему?
Стоя на коленях, лорд Вирт хрипит от ненависти и презрения к самому себе. А я смотрю на его мучения, смотрю, как доблестный рыцарь спускает себе в штаны.
Почему-то вдруг вспоминаю о милосердии, о соразмерности наказания, думаю еще, что для меня это нетипично, я же не гиперэстетик какой-нибудь, а человек действия.
— СДАВАЙСЯ, — хмыкаю. — С. ЧЕСТЬЮ. ТЕБЕ. ДАЖЕ. НЕ. ПРОИГРАТЬ.
Вирт еще пытается бороться с собой. Но мы уже оба поняли — он трус. Люди разные. Кто-то смелый и отбитый на всю голову, а кто-то наоборот. Бывает, что человек может всю жизнь прыгать на амбразуры, но себя не удается переделать, как бы ни старался. Да, когда нужно, и такой может, наперекор заячьей натуре, пойти защищать Родину от фашистов, любимую женщину от хулиганов или соседку от колотящего по пьяни мужа. Но он все равно будет бояться. Вот и лорд Вирт боится Яки. Дорос до Полковоя, добился высокого звания, а, стоило дыхнуть псих-волной, размяк.
Я тычу Когтем рыжему в бледную щеку. На коже выступает красная капля, и лорд испуганно блеет:
— Сдаюсь.