Бесславие. Преступный Древний Рим

Если в сфере государственного управления реформы Диоклетиана прошли относительно успешно, то о его религиозной политике этого сказать никак нельзя. Попытка возврата к прошлому провалилась. Империя нуждалась в принципиально новой религиозной практике, которая, с одной стороны, была бы столь же централизованной, а с другой — подходила бы всем обитающим здесь народам. На фоне Диоклетиана его преемник Константин I действительно заслужил прозвище «Великий» — за свою дальновидность. Перед битвой у Мульвийского моста, победа в которой окончательно закрепила его владычество над западной половиной империи, Константину, согласно преданию, привиделся в небе светящийся крест с надписью «in hoc signo vinces» — «сим знаком победишь». Так император и обратился в христианство. Понятно, что христианизация Римской империи последовала не в одночасье. Но поддержка самого могущественного в мире правителя сделала новую веру куда более привлекательной для народных масс, и многие поспешили отречься от старых богов. Христианская церковь как институция стала богатеть и прирастать пожертвованиями, так что не позднее начала IV века христианство сделалось господствующей религией на всей территории Римской империи, и Иисус Христос как бы воцарился над миром.

В какой степени и каким образом два глубочайших изменения римского государства — превращение его Диоклетианом в сверхдержаву и последующая христианизация — сказались на восприятии преступности и отношении к преступникам? Проблема преступности занимает одно из центральных мест в христианском учении. Десять ветхозаветных заповедей прямо запрещают убивать, красть, прелюбодействовать, покушаться на чужую собственность и лжесвидетельствовать. Вопрос о том, действительно ли христиане соблюдали их лучше язычников, остается открытым. В одном предании из враждебного (что важно) христианам источника утверждается, что Каликст I, римский папа в 217–222 годах, происходил из рабов. Его хозяин, будучи другом императора, наказал будущему понтифику открыть банковское дело у рыбного рынка в Риме. Вскоре множество христиан вложили деньги в кассу единоверца, пользующегося покровительством самого императора. Кончилось тем, что Каликст вверенные ему деньги растратил и попал в жуткий капкан. Когда его хозяин потребовал от Каликста финансового отчета для проверки, Каликст испугался и пустился в бега. После поимки хозяин разжаловал его из банкиров в разнорабочие. Со временем вороватый раб исправился, сделался церковным старостой и в конечном счете самим папой римским.

Есть и более прозаичные свидетельства тому, что по своему поведению римские христиане не так уж сильно отличались от язычников; свидетельства эти мы находим даже в церковных документах. Состоявшийся в начале IV века в Эльвире поместный собор составил свод канонов (правил) церковного и нравственного благочестия. Пятый из канонов осуждает женщин, в ярости забивающих рабов до смерти. В случае смерти раба или рабыни в течение трех суток после наказания рабовладелица отлучалась от церкви сроком на пять лет, если убийство совершено ею непредумышленно, и на семь лет, если предумышленно.

Нам, вероятно, уже никогда не узнать, верили ранние христиане в возможность реального исправления человеческого поведения силой веры или нет. Зато мы можем поискать в истории ответ на другой вопрос: сделалось ли государственное управление мягче и справедливее после утверждения христианства в качестве официальной религии? Сами государи придерживались однозначно позитивного мнения на этот счет. Императорские указы христианской эпохи традиционно содержат словесные упования на Всемогущего Господа. Вот лишь одна из формулировок, которую мы находим в новых (относительно Кодекса) законоположениях Юстиниана: «Мы прилагаем всяческое усилие к защите наших подданных от любого оскорбления и злословия, ибо подданные наши вверены нам в управление самим Господом Богом» (Новеллы, LXXXV, преамбула). Официальная церковь узаконила признание за императорской властью божественного начала. Император сделался правой дланью Всевышнего и его земным наместником, властвующим как бы параллельно с Царем небесным Иисусом во исполнение воли Господа. Однако же в отношении к земным злодеяниям и самим преступникам в поздней христианской империи наблюдается поразительная преемственность от языческих нравов.