Бесславие. Преступный Древний Рим

Из всего вышеописанного ясно одно: римское государство совершенно не интересовало искоренение изнасилований и прочих преступлений на сексуальной почве как таковых. Во внимание принимался исключительно сравнительный социально-правовой статус обидчика и жертвы. И закон призван был обеспечить защиту чести каждого ровно в той мере, в какой это полагалось людям согласно их социальному положению. Если же жертва вовсе не имела социального веса и права голоса в местном сообществе, а с рабами дело обстояло именно так, то и защищать потерпевшему или потерпевшей было нечего за неимением репутации как таковой. Закон в самой своей основе предусматривал ответственность за действия, недопустимые в отношении потерпевших, исходя из общественного положения этих последних. Мало того, основным назначением закона являлось сведение к минимуму негативных последствий неправомерного поведения для римского общества. Побили раба — что с того? Оскорбили сенатора — поставили под угрозу общественный строй. Как следствие, в римском праве имперской эпохи мы находим величайший интерес к действиям, которые кажутся нам совершенно безобидными, но римлянами они воспринимались в качестве угрозы нравственным устоям. Фундаментом общественных отношений являлся принцип сохранения благосклонности богов: римляне со скверным поведением рисковали лишиться их поддержки и защиты. И то, что нам сегодня представляется преступлением без потерпевших, с римской точки зрения являлось преступлением против всех и каждого, поскольку угрожало катастрофой всему Римскому миру.

Римское государство имело долгую и богатую традицию регулирования потребления различных благ посредством так называемых «законов против роскоши», принимавшихся в целях сокращения казенных расходов. Во II веке Авл Геллий отмечал, что эти законы были введены для поддержания бережливости у римлян. Один из ранних примеров — принятое сенатом в 161 году до н. э. постановление, согласно которому во время Мегалезийских игр[67] первые граждане государства должны были поклясться перед консулами, что на каждую трапезу они потратят не более ста двадцати ассов[68], не считая зелени, муки и вина, что будут отдавать предпочтение отечественному вину и что не станут приносить более ста фунтов столового серебра (Аттические ночи, II.24). Можно заключить, что нормирование потребления поначалу распространялось лишь на римскую элиту. Законотворцами, вероятно, двигал страх, как бы рыба не начала тухнуть с головы, если «первые граждане государства» совсем потеряют лицо в результате чрезмерных излишеств. Прослеживается здесь и некоторая тревога в отношении последствий избыточного потребления. Присущая римлянам жесткая самодисциплина, так хорошо послужившая им на полях сражений, могла быть забыта, если бы свободным людям дозволили слишком много роскоши. Ну и конечно, эти нормы высвечивают серьезные различия между античным и современным пониманием понятия «роскошь». Едва ли в наши дни кому-то придет в голову усмотреть угрозу нравственности в бокале импортного вина или избытке столового серебра. Не исключено, разумеется, что предписание употреблять лишь «отечественное вино» в пышных римских застольях диктовалось еще и соображениями банального протекционизма: следовало внушить, что истинный римлянин признаёт лишь продукты римского производства, — но и в этом случае маркетинговые цели совпадали с высшими морально-этическими, а значит, не было никакой нужды и озвучивать их по отдельности.