Бессмертие

Этот человек рожден для того, чтобы повелевать, думала Тамара, разглаживая его волосатую грудь щекой, он не сомневается, не мечется, не топчется на месте: решил — сделал. Как приятно быть женой такого человека! И как страшно. Он же всегда будет поступать по-своему. Решил — сделал. И ничто его не удержит.

Глаза ее были обращены к окну, а за окном уже таяли ночные потемки, уже начинался рассвет…

Мулла пришел после завтрака. Тете Олии Тамара успела объявить, что осталась вдовой, а Закир уходил, и она ему ничего не сказала, но и так он все принял молча и как должное. В их присутствии — Олии и Закира — мулла совершил бракосочетание. Расплачиваясь, Шерходжа спросил крепкого старичка:

— Вы видели верблюда, ваше преосвященство?

— Нет, не видел, ничего я не видел, — ответил понятливый старичок. — Помогай вам бог!

Шерходжа постоял в трех шагах от окна, чтобы не было видно с улицы. Посидел у стола, возле остывшего самовара. Но вчерашней мрачности уже не было на его лице, хотя и сейчас он думал о чем-то. Тамара, косясь на мужа, почти догадывалась — он успокаивался, он чувствовал себя прочнее, создавая вокруг себя этот иллюзорный мир прочности: дом, семью с ожиданием ребенка, оправданным пока еще только вечной людской мечтой…

Это правда, ночной разговор и утренняя церемония словно бы укрепили Шерходжу, придали уверенности, Об одном еще не догадывалась Тамара — о тех мыслях, которые параллельно развивались и отстаивались в нем, Но и тут он не заставил долго ждать. Он сказал:

— Я уеду, милая, надеюсь, ненадолго.

— Куда? — Он молчал. — А когда?

— Чем быстрей, тем лучше. Сегодня, в крайнем случае завтра. Не от меня одного зависит.

Тамара брякнулась перед ним на пол, обхватила его колени:

— Не пущу!

— Глупая. Я не уеду далеко. Ты же здесь. Пройдет неделя, две, сегодня ничего нельзя сказать определенно, и я вернусь или дам знать о себе, пришлю человека.

— Поедем вместе! Деньги, золото, драгоценности мои — все твое. Отдай их, кому надо, пусть помогут нам бежать в Турцию, там отец с матерью, найдем их. Не оставляй меня одну.

Он встал, освободился от ее рук. Он все сказал. И она поднялась, как раздавленная.

Ощущение беды отрезвляло Шерходжу, мобилизовывало, и он говорил еще меньше слов, еще короче. После двухминутной беседы с ним Закир закрыл лавку и ушел. Вечером, едва стала садиться тьма, принес маузер в одной из обувных коробок, из которых собрал в руке целую пачку, перехваченную шпагатом. Принес и рассказ о странном посетителе, только что побывавшем в лавке.

Долго топтался, жалел, что нет в лавке кнута с перламутровой ручкой, который он мечтает купить, потом вдруг спросил, а нет ли голубого кашмирского бархата, и Закир провел рукой по полкам — и так видно, что нет, однако разговор затеялся, слово за слово, покупатель спросил, кто живет в маленьком доме, во дворе, и узнал, что там живет тетя Олия, тогда еще спросил: зачем приходил к Тамаре мулла? Закир ответил, что читать коран перед постом. Однако мулла ведь утром приходил, а покупатель спрашивал об этом вечером, и стало ясно, что за домом следят, а он, этот покупатель, и был одним из тех, кто следит.

Шерходжа спрятал вайвояк и поднялся:

— Проводишь меня сейчас же. Немедленно. Своим ходом. Задворками.

— Я не знаю, что в соседнем дворе.

— Взгляни. А ты, Тамара, дай денег в дорогу.

— Сколько?

— Хочешь видеть живым — побольше, жена.

И Закир увел его, и все, что было за эти дни, показалось Тамаре сном, и оставалось надеяться лишь на то, что даже сны иногда повторяются, а то, что это было не сном, а правдой, еще через час доказал Тамаре чекист, который нагрянул в дом со своими молодцами, чтобы в третий раз произвести обыск.

Чекист был русским, белобрысым мужичком, назвался Трошиным, присел и спросил:

— Вы, значит, и есть Тамара, дочь Габдуллы, бывшего купца?

— Да.

— Жена Нарходжабая?

— Да.

Ее слова, бывшие после сегодняшнего венчанья бесстыдной ложью, Закир пропустил мимо ушей, а тетя Олия тут же начала молиться про себя, шевеля губами. Ей стало не по себе. Она и Закир стояли у стола по просьбе чекиста, и он сразу обратился к ней:

— В доме больше никого нет, бабушка?

— Если есть, найдите, — ответила дрожащая старуха работница. — Только иголка может в землю войти.

— Это, конечно, правильно…

Из спальни его окликнул помощник:

— Товарищ Трошин!

Он встал и пошел осматривать постель, на которую ему показывал другой чекист:

— По-моему, тут хорошо валялись. Уж очень постель измята.

— А это? — Трошин показал на чапан, черневший на измятом одеяле.

— А это нашел за спинкой кровати, в головах, на полу.

— Чей это халат? — спросил Алексей Петрович, ощупывая его. — Кто у вас был?

Тамара села на стул, независимо закинула ногу на ногу, а сама думала: «Только что ушел Шерходжа, настоящий человек, и уже все кувырком! Не могла комнаты убрать, вместо того чтобы хныкать? Размазня!»

Чекисты ждали ответа, и она сказала еще бесстыдней, чем признала себя женой Нарходжабая:

— Любовник! Муж в тюрьме, к тому же какой он муж? Отец подарил меня ему. Что же я, по-вашему, должна сгубить свою молодость?

Трошин Прокашлял горло, спросил: