– Ты очень необычный, – сказал Верон. Он сидел в мягком кресле возле окна, смотря на здание сената, и даже не повернулся, когда я вошел. Сидел он в пол оборота и единственный видимый мне глаз блестел золотом, ловля свет уличных фонарей.
– Я? Почему? Из-за неспособности умереть?
– И это тоже. – Он повернулся. – Ты не просто не можешь умереть, но еще и не чувствуешь усталости, и в добавок ко всему, ты не по-человечески силен. Простое бессмертие не дает такие возможности.
– А ты много знаешь о бессмертии? – усмехнулся я. Верон оставался серьезным. С того самого момента, как нас пытались убить лже-патрульные, он постоянно ходил смурным и практически не улыбался, а если улыбка и касалась его губ, то была какой-то натужной. Я считал, что это из-за ранений, из-за того, что он попал в потовую ситуацию, из которой не мог выбраться самостоятельно. Он любил держать все под контролем, а тут он был слишком беспомощным, пуст и не хотел этого признавать. Судя по всему, дело все же было во мне.
Так-то он вообще выказывал мало эмоций, но именно рядом со мной, после того, как он узнал о моей силе, Верон то хмурился, то старался на меня не смотреть, однако скрывал это, пусть и неумело.
– Нет. Я просто пытаюсь мыслить логически, – ответил он после небольшой паузы.
– Логически? – я рассмеялся. – Я пытался узнать о своих способностях тысячи лет: ходил к экстрасенсам, ясновидящим, гадалкам, сам гадал на всем, чем можно. Надо мной было проведено опытов больше, чем на любом живом существе во Вселенной. А ты хочешь все понять, размышляя среди ночи у открытого окна?
– Почему ты скрываешь ото всех свой дар? – спросил он спокойно, но я чувствовал его напряжение. Он хочет узнать обо мне – а может, о моей способности – больше, чем пытается показать, оставаясь хладнокровным. Я ему не нравился, я был загадкой, которую он не мог разгадать самостоятельно, естественно, что ему неприятно просить об ответах.
– Почему? Это же элементарно! Меня начнут преследовать, чтобы очередной раз провести надо мной опыты, которые проводились уже сотни раз. – Вообще, меня и так преследуют очень многие, но их станет в разы больше, если я стану всемирно известным. – Все существа во Вселенной – абсолютно все! – считают себя умнее других. Каждый, проводя какой-либо опыт, который до него проводился множество раз, но другими расами, надеется, что те, другие, совершили какую-нибудь ошибку, может совсем крошечную, но она стала роковой. Но я-то не они, думает этот каждый, я-то не дурак, у меня-то все получится, я же умнее всех! Но у него не получается, как и у тех, других, но тут находится новый умник, который считает… В общем, это бесконечный замкнутый круг. Ну или спираль, если хочешь, ибо каждое такое повторение делает этот опыт все более тупым и бессмысленным, а значит, все те новые, кто его проводят, оказываются не умнее предыдущих. И вот эта спираль уходит в бесконечность, доказывая и то, что идиотизм тоже бесконечен.
– Ты не ответил на вопрос.
– Почему я скрываю свой дар? Да потому что мне нечего уже скрывать. Меня, как я уже сказал, обследовали тысячи и тысячи раз, и ничего не нашли. Ни моя кровь, ни слюна, ни спинномозговая жидкость, ни любая другая жидкость не является эликсиром бессмертия. Ты ничего не заметил странного, когда мы захватили «тарелку»?
Верон призадумался. Он старался внимательно следить за всем, что происходит вокруг него, но именно из-за такого внимательного анализа можно упустить то, что на поверхности. За деревьями не видно леса.
– Нет, – ответил Верон неуверенно после долгой паузы.
– Ладно, поставлю вопрос по-другому: чего не хватало, когда ты поднимался и поднялся на борт? И у меня на одежде.
– На том покрывале?
– Да. – Пусть будет покрывало. – Только не говори, что не хватало штанов, это очевидно.
Верон снова задумался, не прошло и минуты, как он неожиданно для себя вскрикнул:
– Кровь! – но тут же успокоился, взяв себя в руки. Так ведет себя ребенок, считающий себя взрослым, найдя недостающую деталь от пазла.
– Вот именно! Тот рыжий здоровяк пустил мне пулю в затылок, выбив мозги на трап – хотя, вероятно, вы этого не заметили, так как были немного заняты, – а там было чисто, не считая крови солдат, но она была лишь на трапе. А на моих одеже и лице кровь была, но потом она тоже пропала, верно?
– Да, – нахмурился Верон, пытаясь вспомнить.
– Знаешь, как она исчезла?
Верон не ответил, ожидая, что это сделаю я сам.
– И я не знаю, – развел я руками.
Верон вскинул брови, Иолай, сидевший рядом со мной, хмыкнул. Ему было не менее интересно, но задавать вопросы он предоставил гераклиду, хотя обычно все было наоборот. Многие считают, что задавая вопросы, ты выставляешь себя глупцом, но лишь глупцы считают, что это так. Не задав вопроса, не узнаешь ответа, а значит, так и останешься пнем.