Бессмертный

Улыбка застыла на его идеальном лице с юношескими очертаниями скул и глазами без единой морщинки – это в его-то возрасте. Он оставался все тем же мужчиной, который появился на пороге Марьи со звездами в волосах.

– Пригласи своего друга на обед, заодно обсудим наши шансы на войне.

Царь Жизни повернулся на одном блистающем черном каблуке и зашагал вон из своего дворца.

– И остерегись ходить по правой стороне дороги. Пока тебя не было, мы с нее отступили.

Марья закрыла рот рукой. Она этого не заметила. Как она могла пропустить? Вдоль Скороходной улицы тянулась черная полоса. Серебро на ней сверкало в темноте словно звезды.

* * *

Кощей сам себе накладывал и подливал: фазан на черном блюде, алмазные кубки бесцветного вина, два каравая хлеба – черного и белого, груши, тушенные в пахучем соусе, который Марья не узнала. Гора сияющего масла с воткнутым в него золотым ножичком покоилась прямо перед Иваном. Марья надела длинное черное платье с шелковым, глубоко вырезанным корсажем, переливающееся драгоценными камнями. Кощей особенно любил это платье, а она хотела примирения. Ты будто зимняя ночь в нем, сказал он ей, когда дарил его. Я бы мог спать на холоде внутри тебя. Она старалась не смотреть на обоих мужчин.

– Ешь, – сказал Кощей без выражения. – Тебе надо подкрепиться перед дорогой.

Иван сложил руки на коленях.

– Мне кажется, я не должен есть вашу еду, товарищ, – сказал он дрожащим голосом.

Кощей фыркнул:

– Отчего же? Ты уже отведал с моего стола, вкусил моей жены. Я это чувствую на вас обоих, как одеколон, сладкий до тошноты.

Марья опустила вилку:

– Ну зачем ты так, Кощей? У меня и раньше были любовники. И у тебя тоже. Помнишь Марину, русалку? Мы с ней плавали каждое утро. Гонялись наперегонки с форелью. Ты еще называл нас «мои маленькие акулы».

Царь Жизни сжал нож в кулаке так крепко, что Марье были видны вспухшие костяшки на его руке.

– Кого-нибудь из них звали Иваном? Кто-нибудь был из них человечьим мальчуганом, слащавым от собственной невинности? Я тебя знаю. Я тебя знаю, потому что ты – как я. Мы похожи, как две ложки, вложенные друг в друга. – Муж наклонился к ней. Свет свечей отражался в его темных спутанных волосах. – Когда ты их крадешь, они значат гораздо больше, Маруся. Поверь мне, я знаю. Что я делал не так? Наскучил тебе? Не замечал тебя? Мало дарил тебе красивых платьев? Изумрудов достаточно? Я уверен, что у меня еще где-то есть.

Марья подняла руку и положила ладонь на лицо мужа. В мгновение ока она запустила когти глубоко в его щеку:

– Как ты смеешь так разговаривать со мной? Я столько лет не носила на себе ничего, кроме крови и смерти. Я сражалась за тебя во всех твоих битвах, как ты просил. Я научилась всем хитростям, которым ты велел научиться. Я научилась не плакать, когда душу́ человека. Я научилась исчезать, приложив к носу палец. Я научилась смотреть, как все умирают. Я больше не маленькая девочка, ослепленная твоим волшебством. Теперь это и мое волшебство тоже. И если я видела, как мои солдаты умирают прямо на моих глазах, если я сама спаслась только благодаря моей винтовке и моим собственным рукам, если я неделями пила больше крови, чем воды, это значит, что я возьму человечьего мальчишку, который ввалился в мою палатку, и буду сжимать его между ног до тех пор, пока не перестану кричать, и ты меня за это не накажешь. Разве мы не черти? Разве мы не демоны? Я даже слышать не желаю о наказании, старина.

Кощей схватил ее за руку и перетащил со стула к себе на колени. Тарелки задрожали, груши попадали на пол. По ее ладони текла кровь из царапин от его ногтей, и он целовал ее, целовал большой палец, целовал безымянный палец, пока не измазал весь подбородок в крови.

– Как я тебя обожаю, Марья. Как правильно я тебя выбрал. Брани меня, отвергай меня. Говори мне, что ты хочешь то, что хочешь, и будь я навечно проклят. Только не оставляй меня.

Марья изучала его, обшаривала глазами лицо, такое родное, неменяющееся, неизменяемое. Иван протянул под столом руку к ее руке, но она совершенно о нем забыла. Она почувствовала прикосновение его пальца не более чем салфетку, приложенную к ее коже. Кощей застил ее зрение одной большой тенью. Он наполнил ее всю, весь ее мир, как луна, что затмила свет иных звезд. Она запустила пальцы в его волосы, как в шерсть барана.

– Забери мою смерть, – сказала она. – Вырежь ее. Покромсай на куски и запри в глазу утки, за четырьмя собаками. Сделай меня такой же, как ты, если мы и правда как две ложки. Тогда я никогда тебя не покину.

Кощей мягко отнял ее руку от своей головы и положил на колени.

– Разве не будет полезнее для твоей воительницы быть бессмертной, как ты? Из-за ваших с Вием договоренностей я не чувствую себя в безопасности. То, что Вий тебя боится, на самом деле меня не защищает. Я голая и беззащитная вдали от тебя большую часть года. Вскрой мои кости и вычерпай смерть. Похорони ее в центре земли. Это я заслужила. Ты знаешь, чего я заслуживаю.

– Ты уже просила – я не могу.

– Ты же забрал мою волю.