Бессмертный эшелон

Выстрел! Вражеский пулемет смолк, его смертельные очереди перестали простреливать поле, и советские солдаты поднялись из ямок и воронок, полных снега, и снова пошли с трехлинейками наперевес в бой.

– Марк, бей, бей, быстрее, ребята, – лейтенант подгонял молодых танкистов, башнера и заряжающего, выкрикивал команды мехводу: – А ты не гони, медленнее. Мы пехоту прикрываем, она за танками идет!

Взрыв, фонтан огненных брызг поднялся прямо перед танковыми гусеницами, от ударной волны они еле удержались на своих местах. Танк закачался, заскрипел трансмиссией, башня загудела. Соколов ухватился за ручки наводки приборов, до боли вжался лицом в нарамник, удерживая равновесие.

– Проверить возгорание! – От мысли, что их подбили, его передернуло, но командовать своим взводом он не переставал ни на минуту, продолжал направлять танки, выставлять ориентиры для огня.

– Четыреста пятый, ориентир – холм, туда бронебойный, семерка, левый фланг, огонь по миномету!

Еще один мощный залп сбил с направления движения экипаж Назимова, снаряд попал низко, прошив катки и ленту левой гусеницы. Удар остановил танк, тот беспомощно закрутил орудием, башнер от неожиданности никак не мог понять, откуда стреляет враг.

– Назимов, у вас гусеница пробита! Уходите из машины, уходите, вы на прицеле у зенитки!

Сквозь треск помех прорвался тихий голос с сильным акцентом:

– Есть, командыр!

Жуткий грохот, сноп огня так ударил по левому краю, что у Алексея поплыли черные круги перед глазами. Марк беспомощно застыл с открытым ртом, оглушенный взрывной волной, он еще пытался ухватиться за ручки наводки башни и пушечного дула, но все вокруг плыло перед глазами, а тело не слушалось.

– Четыреста два! Четыреста два! Ответь! Прием! – Соколов, не обращая внимания на саднящее от порохового газа горло, кричал в эфир, но ответом ему была лишь тишина. Он прильнул к визиру башни – так и есть, советский танк с номером 402 полыхал огнем, обволакивая черным дымом все вокруг.

Зенитка ударила еще раз и еще! Снаряд за снарядом немецкие солдаты вгоняли в юркие «тридцатьчетверки», превращая их в пылающие железные останки.

– Говорит Соколов. В трех квадратах по левой границе немцы ведут артиллерийский огонь. Пять танков горят, у нас потери. Прием, – он вызывал в эфир командира роты, понимая, что каждая минута для его взвода опасна.

Танковое соединение несло потери. Немцы выкатили вперед зенитные установки и открыли ожесточенный огонь по советским машинам, не давая им продвинуться вперед. Раз за разом звучала команда «Вперед!», танки открывали огонь, пытались прорваться к передней линии окопов, но град из снарядов отбрасывал их назад. Пехота поднималась и ложилась обратно в землю под очередями из пулеметных гнезд ДОТов. Поле боя затянуло черным туманом от пожара, горящей техники, беспрерывных взрывов.

– Вперед! Семерка, четыреста, полный ход! – скомандовал в который раз Соколов.

Хотя он видел, что парни в его машине совсем упали духом. В маленьком железном пространстве невозможно было вздохнуть от порохового газа, надсадно гудящий вентилятор не успевал вытягивать едкий дым. Беспорядочно двигалась колонна Т-34, то и дело теряя боевую линию, а меткие выстрелы германской ПВО выбивали их по одному, словно мишени в тире. Выстрел, и опять горящая машина, языки пламени, искореженный металл в черном облаке.

– Короткая! – выкрикнул Соколов.

Он откинул люк, наплевав на правило устава, гласящее, что в бой экипаж идет с задраенным люком. Ему нужен обзор! Необходимо найти зенитку, иначе от его взвода, роты и батальона скоро ничего не останется.

– Отступаем к пункту прикрытия, назад! Дымовики, зажечь шашки! – раздался приказ ротного, словно прочитавшего его мысли.

Т-34 развернулись и начали отступать. За спиной остался отвоеванный километр поля, усеянный трупами погибших стрелков, обугленными самоходками и «тридцатьчетверками». Три часа беспрерывной атаки, сотни единиц потерь среди личного состава и всего лишь километр отвоеванной земли. Соколов и сам чувствовал отчаяние, неужели они не смогут одолеть немцев, неужели так сильна линия «Пантера». Огонь с позиций немцев затих, в бинокль можно было увидеть, как немецкие санитары, передвигаясь короткими перебежками вдоль окопов, собирают раненых, укладывают их на носилки и утаскивают в глубину плацдарма. По глубоким танковым оттискам тоже поползли девушки-санитарки. Вжимаясь в землю, они ползли по каше из снега и грязи, вытаскивая на хрупких плечах раненых бойцов вместе с оружием.

– Соколов, в окопы срочно, помощь нужна с ранеными.

Танкисты, оставив машины в приготовленной аппарели, бросились бегом к переднему окопу. За несколько часов атаки солнце растопило снег, и теперь стрелки стояли у пулеметов по колено в жидкой ледяной грязи.

– Бойцы, кому помощь? Что делать?

Пулеметчик, не отрывая глаз от прицела, ткнул в бок:

– Там раненые, брезент надо, туда к КП помогите оттащить! – И тут же выругался, нажал на гашетку, выдавая длинную очередь. – Ах вы, гады, фрицы поганые, уроды, сдохните, сдохните! Куда поползли, вот вам, фашисты чертовы!